Ольга Денисова - Мать сыра земля

- Лунич законсервировал цех, как только почувствовал внешнюю угрозу. Он ее только почувствовал! Это произошло за три года до его отставки. Графитовые добавки для науглероживания металла нас тогда не интересовали, у нас имелись некоторые запасы. Цех был разобран и упакован в контейнеры. Действующая АЭС требует не очень больших объемов выпуска реакторного графита, но требует, и запасы его не бесконечны. Я не знаю, о чем думал Плещук. Я считаю, он не думал вообще - только исполнял приказания. Замедлитель нейтронов - не то сырье, которое нам с радостью продадут из-за границы. Я не говорю об особо чистом графите, прекращение выпуска которого не остановит нашу экономику, но закроет перед нами множество дверей. Контроль же над АЭС имел двоякое политическое значение. С одной стороны, это позволяло контролировать экономику страны, значительную ее долю. Остановка АЭС означала экономический коллапс, у нас не было ни мощностей, ни лишнего топлива для того, чтобы производить электроэнергию на тепловых электростанциях. И не было средств на строительство гидростанций. Но есть второй, и очень важный, нюанс: все четыре энергоблока нашей АЭС накапливали оружейный плутоний. И весь мир был против этого. Мы действительно в любую минуту могли начать производство ядерного оружия, у нас не было к этому никаких препятствий. Принудительно лишить нас АЭС и поставить экономику под угрозу миротворческие силы не решились, они и без того наворотили тут достаточно. По большому счету, лишив нас возможности поддерживать реакторы в надлежащем состоянии, они добились бы того, что рано или поздно АЭС остановилась бы без их участия.

Он замолкает, собираясь с мыслями, и продолжает снова:

- Говорили, Лунич расстрелял всех посвященных, кто работал в этом цехе, но я в это не верю: Лунич не тот монстр, которого нам рисовали когда-то средства массовой информации. Я знал его лично и могу сказать: это был дальновидный и сильный политик. Он думал не только о завтрашнем дне, но и послезавтрашнем. Для него уничтожение ученых не имело никакого смысла. Да, эти технологии представляли из себя государственную тайну, но не того масштаба. А впрочем… Политика - не игра на скрипке. Эта государственная тайна стоила очень дорого. Я даже не мог себе представить, насколько.

Он оправдывает себя. Он хочет уверить меня в том, что за эту тайну не жалко положить несколько человеческих жизней. Я ненавижу политику и политиков. За человеческим материалом они не видят человеческих жизней и человеческих судеб. И свою жизнь Кошев за эту тайну не отдал.

- Я долго не мог понять одного: неужели технологию можно уничтожить безвозвратно? Вот так просто взять и вывезти оборудование с чертежами? Да, конечно, при Плещуке никто не стал бы заниматься ее восстановлением, а через десять-двадцать лет она бы не стоила ломаного гроша. Но мне все равно это казалось странным, - он пожимает плечами и добавляет многозначительно: - На наш завод не упало ни одной бомбы…

Мы проснулись от грохота перед дверью и ругани Моргота: он был настолько пьян, что, скатившись с лестницы, не мог встать и перемежал матерную брань с жалобными стонами. Бублик поспешил зажечь свет.

- Моргот, тебе помочь? - спросил он почему-то шепотом.

Похоже, дверь Моргот открыл лбом, потому что она была распахнута настежь, а Моргот валялся на пороге.

- Идите вы все к чертовой матери! Навязались на мою шею… - проворчал он и снова жалобно застонал.

- Ты ушибся? - спросил Бублик тихо.

- Мля, а ты как думаешь?

- Давай я тебе помогу…

- Пошел к черту.

Моргот по-пластунски перелез через порог и начал подниматься. Это ему не удалось, и он сел на полу, покачиваясь из стороны в сторону.

- Ну? Что разлеглись? - угрюмо начал он. - А ну быстро всем встать!

Силя поднялся и потащил за собой одеяло, стараясь в него завернуться, - из открытой двери тянуло холодом.

- А? А остальных это не касается? - рявкнул Моргот, после чего и мы с Первуней вылезли из кроватей - ну что же сделаешь с пьяным Морготом? Не спорить же с ним, в самом деле.

- А Бублик? Куда Бублик свинтил? - Моргот пристально посмотрел на его кровать.

- Я здесь, - Бублик тщетно старался закрыть дверь, но ему мешала нога Моргота.

- Вот и иди сюда, чтоб я тебя видел. Значит, в школу вы не ходите, так?

- Не ходим, - вздохнул Первуня.

- И не собираетесь ходить, я правильно понимаю?

- Моргот, нас из школы сразу в интернат заберут, - сказал Силя. - Ты что, хочешь нас в интернат отдать?

- Я хочу, чтоб ты помолчал. Ты когда в последний раз книжку читал, а?

- Какую книжку? - удивился Силя.

- Обычную книжку. Которую читают.

- А я не умею читать, - Первуня снова вздохнул.

- Так ты еще и читать не умеешь? Бублик! Почему он читать до сих пор не умеет, а?

- Я не знаю…

- Вот чтоб завтра купил ему букварь, понял?

- Моргот, так денег же нету…

- Деньги - это грязные бумажки, тебе ясно?

- Да.

- Что тебе ясно?

- Что деньги - это грязные бумажки, - невозмутимо ответил Бублик. Мы довольно спокойно относились к пьяным выходкам Моргота.

- Молодец. Первуня, ты хотя бы буквы знаешь?

Первуня замотал головой.

- И чего ты тогда тут стоишь? А?

- Моргот, можно мы спать пойдем? - спросил Силя. - Ночь ведь…

- Не ной. Так я не понял, чего ты тут стоишь?

- Так ты же сам сказал… - Первуня распахнул глаза.

- Да? Я сам сказал? А ну-ка марш по кроватям! Быстро! И чтоб ни одного звука! Ни днем, ни ночью покоя нет!

Мы быстренько ретировались, пока Морготу не пришло в голову что-нибудь еще. Силя делал знаки Бублику, чтобы тот скорей погасил свет, но Бублик покачал головой и приложил палец к губам. Моргот снова попытался встать, но тут же опять растянулся на полу и долго лежал не шевелясь, сквозь зубы втягивая в себя воздух.

- Моргот, давай, - Бублик присел рядом с ним на корточки, - за меня хватайся.

- Больше мне делать нечего, - фыркнул тот, приподнимая голову. - А хавка есть какая-нибудь?

Бублик все же довел Моргота до кровати, снял с него кеды и притащил ему кусок хлеба с маслом, но Моргот уснул, так и не сумев его прожевать.

На следующее утро шел дождь, и мы остались дома - играть в настольный хоккей, который где-то раздобыл и починил Салех. Моргот проснулся поздно и, прежде чем встать, слабым голосом позвал: