Ольга Денисова - Мать сыра земля

Только когда от литра осталось всего ничего, Макс наконец решился спросить Моргота:

- Послушай, не сердись на меня… Скажи, ты видел Стасю?

- Д-да, - нехотя ответил Моргот и опустил глаза.

- Как она? - Макс спросил это шепотом и замер с открытым ртом.

- Я… Я не знаю… Я не помню… Я п-почти ничего н-не помню…

Моргот вдруг снова закрыл лицо руками. Я думал, он плачет, но я ошибся. Когда он, примерно через минуту, опустил руки на колени, лицо его было покрыто красными пятнами, нездоровыми, неестественными.

Стася вздыхает в ответ на мой вопрос.

- Да, я видела его там. Я не знаю, зачем они это устроили. Это не выглядело, как очная ставка. Мне кажется, они хотели мне этим что-то сказать, как-то задеть меня, что-то шевельнуть во мне. Они не знали, кому я передала документы, и, наверное, подозревали и Моргота тоже. Может быть, они думали, будто он что-то значит для меня. Я не знаю.

Она отводит глаза, и по ее плечам пробегает дрожь. Они проверяли, не его ли она покрывает, - по ее лицу они, я думаю, определили это очень быстро.

- Мне неприятно об этом говорить. Они превратили его в ничтожество. Он плакал и умолял, плакал и умолял… Он ползал на коленях. Он упал в обморок на пороге камеры для допросов, я даже не сразу поняла, что это он. Да, конечно, то, что с ним делали, было очень жестоко, меня они так не мучили: боялись, что у меня не выдержит сердце. Но… Он совсем потерял человеческий облик. И он непрерывно говорил. Он надеялся, что этим может вымолить у них снисхождение. Они заставляли его вспоминать наши встречи по минутам, и он вспоминал их по минутам. Они проверяли его показания по нескольку раз - не собьется ли он. И он не сбивался, я даже не думала, что человек может запоминать такие подробности. Он выложил им про меня все: и что знал, и о чем догадывался. Он дословно повторял наш разговор о документах, о том, что я хочу передать их Сопротивлению. И разговор о секретном цехе, самый первый разговор, после ссоры Виталиса с дядей Лео…

Я молчу, и она смотрит на меня так, словно я ее осуждаю. И хочет как-то оправдаться.

- Он предал меня, понимаете? Он предал меня, он снова думал только о себе! Я понимаю, я не имею права его осуждать. Кто я для него? Почему он должен был молчать ради меня? Но я не могу ему этого простить. У меня не хватило сил его жалеть, он был отвратителен, мерзок, он оказался настолько слабым, настолько бесхребетным существом, что не заслуживал даже жалости! Если бы он знал хоть что-нибудь о Максе, если бы он хоть раз встретил меня с ним, или услышал телефонный разговор, или… Я приходила в ужас от этой мысли: а вдруг Моргот подглядывал за мной? Вдруг он видел Макса? На мое счастье, он никогда его не видел… Он догадывался, что у меня кто-то появился, и об этом говорил тоже. Но он не знал, кто это. И, наверное, сожалел, что не знает.

- Моргот учился с Максом в одном классе, - помолчав, тихо говорю я. - Он был его лучшим другом…

Стася смотрит на меня и не понимает, о чем я только что сказал. Она моргает глазами и вглядывается в мое лицо. А потом рот ее открывается, и на губах замирает короткое «как?», больше похожее на вздох.

- Он первым узнал о том, что Виталис хочет продать цех, - продолжаю я, испытывая некоторое злорадство, - он знал о цехе больше Макса, потому что сам раскапывал подробности.

- Этого не может быть, - уверенно отвечает она и улыбается столь простому разрешению противоречия. - Это неправда.

- Вы полагаете, я лгу? - я тоже улыбаюсь в ответ. - Мои слова легко проверить.

Мне становится слегка не по себе, когда я пытаюсь представить, как она может проверить мои слова. Я ничего не хочу знать о том, откуда она пришла… Верней, не так: я очень хочу знать, откуда она пришла, но стоит мне только выдать свое желание неосторожной мыслью, и она это сразу поймет. И уйдет, чтобы никогда больше здесь не появиться.

- Но как же тогда… Почему же он тогда говорил про меня?

Она еще не успела осознать до конца, что я ей сообщил. Она еще не связала воедино Моргота и свое знакомство с Максом. Она не поняла, что Макс использовал ее точно так же, как Моргот. И, может быть, ей не стоило это понимать.

- Потому что доказательство вашей вины не требовало его показаний. Потому что они и без него знали, кто взял документы и в чьи руки они, в конечном итоге, попали. Он никого не предавал… - я говорю это с облегчением и, в некоторой степени, с гордостью. Я столько лет сомневался в нем, я столько лет боялся думать о том, что Моргот стал предателем, и столько лет верил, что это не так! Да, с годами я понял: никто не смел бы осудить его за это, и я бы не стал его осуждать или думать о нем хуже. Но маленький мальчик Килька этого еще не понимал, разделяя мир на черное и белое, правильное и неправильное. Маленький мальчик Килька хотел гордиться Морготом, а гордиться предателем, пусть и прощенным в глубине души, - не очень удобно.

И теперь я понимаю Моргота, всю тяжесть его переживаний, его страх, его невозможность оправдаться даже перед самим собой. Он не смог сохранить чувства собственного достоинства, не сумел устоять «в позе», его гордость была растоптана на глазах множества людей, на глазах девушки, которую он ни во что не ставил, но мнение которой почему-то считал важным для себя. Над ним смеялись, его презирали, а этого он боялся больше всего.

Но это спасло ему жизнь. Ему не смогли не поверить.

После появления Макса Моргот стал приходить в себя быстрей, но прежним так и не становился, из подвала никуда не выходил, да и из каморки выбирался нечасто. Он снова начал читать и за два дня прочел все детские книги, которые принес на день рождения Сили. Мы подумали, что читать детские книги ему неинтересно, и решили - раз уж он сам не ходит в магазины - купить ему нормальную взрослую книгу. В книжном магазине книги стоили гораздо дороже, поэтому мы выбирали ее на лотке у вокзала. Народу вокруг лотка толпилось много, и нам никак не удавалось посоветоваться с продавцом. Мы и в детских книгах разбирались не очень хорошо, а о взрослых и вовсе не имели понятия, поэтому выбирали по картинкам на обложке, заранее отказавшись от тех книг, на обложках которых картинок не было.

- Вот, смотри! - Силя ткнул пальцем в черный силуэт с пистолетом. - Здорово! «Убей его первым»!

- Дурак ты, Силя, - проворчал Бублик. - Только Морготу сейчас не хватает про пистолеты.

- А вот это? - на обложке была нарисована аккуратная английская деревенька. - Вполне так ничего, а?

- Ага, - я презрительно сморщился, - «Смерть в зеленой лощине»!

- Не, не надо про смерть, - покачал головой Бублик, - и про убийства не надо. Надо с другой стороны посмотреть.

Мы оставили в покое боевики и детективы и подобрались к книгам более мирным.

- Во! С драконом! Давайте с драконом возьмем! - обрадовался Силя.