Ольга Денисова - Мать сыра земля

- Ух ты! - воскликнул он. - Детский садик! Громин, ты любишь мальчиков?

На эти слова вскинулся Бублик:

- Сам ты… - остальные его слова я здесь приводить не буду. Я не думал, что Бублик умеет пользоваться столь крепкими выражениями.

Кошев рассмеялся в ответ и даже смахнул с глаза воображаемую слезу.

- Заткнись, Бублик, - коротко бросил Моргот. - Сидите и помалкивайте.

- Громин, может, мы все же войдем? Как-то негостеприимно ты нас встречаешь… И детишки у тебя ругаются… У кого только научились?

- Я бы сказал, куда вам лучше пойти, но детишки таких выражений еще не слышали, и лучше им такого пока не знать, - Моргот катал желваки по скулам и скалился.

- Какой ты стал смелый, Громин, - укоризненно покачал головой Кошев, проходя к столу. За ним двинулись и остальные.

Моргот машинально взял со стола пачку и со злостью выбил из нее сигарету.

- Мне рассказывали о тебе в военной полиции, - продолжил Кошев, разворачивая к себе стул и усаживаясь. - Надеюсь раздобыть видеозапись. Ты знаешь, что они все фиксируют на видео? Я готов любые деньги заплатить, чтобы своими глазами увидеть, как ты льешь слезы и ползаешь на карачках.

- У тебя нет таких денег, - выговорил Моргот. Мне показалось, ему было очень трудно сказать это не заикаясь. - У тебя скоро вообще не будет денег, только долги.

Он продолжал стоять и смотреть на Кошева сверху вниз.

- Вот об этом я и пришел с тобой поговорить! - радостно воскликнул Кошев. - Именно о моих деньгах, Громин! И если ты обвел вокруг пальца солдафонов из военной полиции, то мне полоскать мозги бесполезно. Я-то знаю, откуда мой папаша взял блокнот.

Тут Моргот широко и радостно улыбнулся - улыбкой, сквозь которую проглядывал оскал:

- Только денег-то тебе это не вернет, Кошев! Тю-тю, поздняк метаться! Или ты хочешь заработать на новую бочку варенья? Так за это варенья не дают, тридцать серебреников - твой потолок в этом начинании.

- Ну, Громин, если я не верну денег, у меня останется удовлетворение от того, что ты все же раскаялся в своих поступках. А раскаянья я пока не чувствую. Опять же: его пример - другим наука.

- Раскаянье, Кошев, - штука добровольная.

- А ты раскаешься добровольно и искренне. Разве ты не искренне каялся в военной полиции?

Моргот щелкнул зажигалкой, но у него дрогнули руки, и огонек погас. Он не боялся, я могу поклясться. Он нервничал, злился, ненавидел, но не боялся. Кошев бил его в самые больные места и в ту минуту, когда у Моргота не осталось возможности защититься.

Кошев же неожиданно повернулся в нашу сторону.

- Дети! Сейчас я расскажу вам сказку про вашего доброго папочку, - он скосил глаза на Моргота. - Громин, они тебя зовут папочкой?

Бублик сжал кулаки и раскрыл рот, но Моргот его опередил:

- Цыц! Молчать всем и не двигаться!

- Ух как ты с ними строго… - покачал головой Кошев. - Не иначе, в авторитете. Так вот, дети, папочка ваш пару недель назад целовал ботинки злобным миротворцам и вываливал все секреты, которые знал, только чтоб ему больше не делали больно. Я не преувеличу, если скажу, что от страха он горько плакал и писался. Говорят, от его визга у миротворцев закладывало уши; я думаю, это была его месть иноземным захватчикам за поруганное отечество.

Конечно, мы ему не верили, отлично понимая, что он хочет вывести Моргота из себя, побольней его обидеть. Но слушать это было невыносимо, у меня сами собой сжались кулаки, я готов был кинуться на этого лощеного урода и разорвать на клочки. Тогда я не стал себе признаваться в том, что в этих словах присутствовала доля правды, которую я уже знал; я с легкостью откинул свои собственные размышления на тему слабости и предательства Моргота. Более того, этот хлыщ развеял мои сомнения: я словно назло ему решил, что он врет от первого до последнего слова.

Кошева же лишь раззадоривали наши злые лица и сжатые кулаки, и он продолжал:

- Но добиться того, чтобы у миротворцев лопнули барабанные перепонки, папочка так и не сумел. Что поделаешь, человек слаб, и один в поле не воин. Я хочу предоставить ему возможность попробовать еще раз. Мы ведь тоже враги коммунистического отечества, правда, Громин?

- Вы мародеры. Вы до врагов не доросли, - глухо и как-то устало ответил Моргот. Он был очень бледен и почти не дышал.

- Что-то вяло ты реагируешь. Я все жду, когда ты наконец бросишься на меня с кулаками, а ты все стоишь и мямлишь чего-то. Или ты упадешь на колени и попросишь пощады? Это тоже вариант. Я все жду, когда ты сделаешь хоть что-нибудь!

- Все, что я могу сделать, это попытаться дать тебе по зубам. Но, боюсь, моя попытка обречена на провал.

- Зато ты будешь выглядеть героем хотя бы некоторое время! - широко улыбнулся Кошев. - Сделай хоть что-нибудь, Громин, не стой столбом!

- Ты стесняешься начать первым? Тебе неловко отдавать своим товарищам приказы? - Моргот казался в этот миг неподвижным, расслабленным. Может быть, способность к лицедейству, к смене масок он на время и потерял, но, видимо, талант актера никуда не исчез: его неподвижность распространялась на прошлое, настоящее и будущее, словно он был статуей, которая не шевельнется, которая не может, не должна шевельнуться! - Мне не хочется тебе помогать.

Кошев открыл рот, чтобы ответить, и тут Моргот сделал молниеносный выпад, вышибая из-под него стул. Моргот не отличался силой, но в ловкости и быстроте ему было не отказать. Я до сих пор горжусь этим ударом, будто он принадлежит мне, а не Морготу: Кошев не успел даже взмахнуть руками - прокатился по полу, опрокинул помойное ведро, стоявшее под рукомойником, и сшиб деревянную ножку умывальника, в результате чего эмалированная раковина с грохотом осела ему на голову. По полу поплыли чаинки и картофельные очистки в мутной, мыльной воде.

«Помощники» Кошева, конечно, только этого и ждали, в одну секунду кинувшись на Моргота, но, наверное, этого ждали и мы тоже, с воплями выскочив из кроватей и бросившись в драку. Однако наше вмешательство оказалось на редкость бесславным: я запомнил лишь один очень сильный удар в живот, который отшвырнул меня к стене. Я ударился головой так сильно, что у меня потемнело в глазах. Я не мог дышать и боялся, что я сейчас умру: в темноте, без воздуха, не в силах ни шевельнуться, ни закричать и позвать на помощь. Мне казалось, прошло полчаса, прежде чем перед моими глазами появился свет, а легкие судорожно втянули в себя воздух. У меня бешено кружилась голова, и я ничего не мог разглядеть, только слышал бессвязный шум драки. Когда же картина начала проясняться, я увидел Силю: он скорчившись лежал на полу, скулил и мотал головой, держась за коленку. Вывести из игры Бублика оказалось сложней - его замотали в простыню и ничком бросили на кровать, откуда он пытался и не мог подняться, извиваясь и надеясь освободиться. Первуня не ревел, как обычно, а сидел на полу возле кровати и смотрел перед собой широко открытыми глазами. А Моргот все еще сопротивлялся. Я хотел подняться, как положено герою, и кинуться ему на выручку, но едва пошевелился - все вокруг снова завертелось и к горлу подступила тошнота, даже слюна стала соленой и вязкой. Я не испугался: мне не пришло в голову, что меня тут же снова отшвырнут на эту стенку, как щенка.