Варенова Ивановна - Шайка светских дам

Художник Волынов вспомнил, как он теперь выглядит и пахнет. Ему захотелось спрятаться. Превратиться в букашку и заползти куда-нибудь под пол. Букашке все равно, как она пахнет и выглядит. Букашка ест себе труху под полом и никого не боится и не стыдится. Сука Алла. Все из-за нее. Да если б он мог до нее добраться, сам бы порвал на мелкие клочки! Неужели они этого не понимают? Художник начал всхлипывать. Жалко было себя нестерпимо.

Мужчина и женщина молча рассматривали его именно как букашку. Наконец мужик открыл рот, похожий на узкую длинную щель.

- Ну? -спросил он у «шестерок».

- Говорит, что ничего не знает, сука!

- Ага.

И снова тишина и молчаливое разглядывание. На этот раз нарушила молчание женщина.

- Не выдержит, -коротко бросила она.

- Ну и наплевать, -так же коротко ответил мужчина.

По его знаку «шестерки» подхватили художника под руки, водрузили на замызганный топчан. Морща носы, придавили руками и коленками. В руке женщины блеснул шприц.

- А-а-а! -закричал Аркадий Семенович.

- Не кричи. Больно тебе не будет, -спокойно сказала она.

И он замолчал и только смотрел, как завороженный, на это красивое безжалостное лицо, склонившееся над ним. Мона Лиза, вспомнил он, она похожа на Мону Лизу. Только Мона Лиза - теплая. А эта - замороженная, как треска в супермаркете. Господи, бывают же такие отродья!…

Спрашивали его по очереди. То щелеротый, то женщина. Спрашивали все про то же. Где Алла? Где ее знакомые? Где она может быть?

А он орал все про нее. Про то, что сука. Что украла его лучшие годы. Что жизнь его растоптала и уничтожила. И если б он только знал, где она и как до нее добраться!

Он рассказал все. Щелеротый был недоволен.

- Еще, -коротко приказал он.

Красотка пожала плечами:

- Точно не выдержит!

- Наплевать!

Второго укола сыворотки разум художника Волынова действительно не выдержал. Когда он пришел в себя, никого на старой даче уже не было. Только на заросшей лужайке остались колеи от машин. И он никак не мог вспомнить, как он сюда попал и что он здесь делал. Понемногу мысль его распространилась дальше и споткнулась о странный вопрос: а кто я? Как меня зовут?

Он сидел на примятой колесами траве, тер в задумчивости щетину на щеках, раскачивался и все думал: имя, какое оно, мое имя? Кто я? Что я должен делать? Куда идти? К кому я должен идти? Что сказать?

- Алла… -тихо бормотал он. Это было единственное слово, которое он вспомнил. Но он не знал, что это - имя человека, название места, глагол?

Он почувствовал, что хочет есть. Рванул горстью траву, сунул в рот. Жевал задумчиво, как жуют коровы. Как будто всегда так делал.

- Алла! Алла! -повторял он спустя несколько дней, когда выбрел к какому-то городу или поселку.

С этим словом совался он к прохожим, словно они могли ему что-то объяснить. Его жалели - принимали за мусульманина, который пережил какую-то страшную трагедию. Давали поесть. Давали деньги. Одежду. Деньги он терял. Он не помнил, что нужно с ними делать.

- Вот и все. -Тамара закрыла крышку чемодана. Свистнула «молния» - чемодан закрылся легко. Он был полупустой. Она почти ничего не брала с собой из этой жизни.

- Тольку сразу отвезу в клинику -нас уже ждут. А там - будет видно.

Обниматься не хотелось. И клясться в дружбе, и давать обещания звонить. В который раз Сима хотела спросить: «Зачем?» Но уговаривать Тамару не имело смысла. Она уезжала в Германию. Чтобы сделать сыну операцию. А потом?

Потом и будет потом.

- Ты не вернешься, -это был не вопрос, а ответ.

- Не знаю, -сказала Тамара, но это был ответ «да».

Молча они пошли к воротам. Еще минута, и все. Они больше никогда не увидятся. У Томы есть цель - вылечить сына. А как будет жить она, Сима? Дочь, конечно, есть и у нее. Что поделаешь, если безголовая дурочка насмотрелась боевиков с мелодрамами о нежных душах проституток. От этого она не перестанет быть дочерью. Пускай ее уже не перевоспитаешь.

- Не лезь в мои дела! Я взрослая!

Взрослая…

- Идиотка ты моя, -однажды сказала Сима. - Ладно, что поделаешь. Придется любить идиотку…

Алена посмотрела на нее как-то особенно и ничего не сказала. С того дня ссоры между ними прекратились. Может, действительно ее дочь - взрослая? И в самом деле живет так, как и требует жизнь?

- Почему машину не подогнали? -Сима так отвыкла, что ее приказы могут не исполняться, что даже не рассердилась - удивилась только. Да и думала только об одном - как трудно расставаться.

Поэтому, услыхав как гром с ясного неба «не велено», - она сначала обрадовалась: хорошо, что Алексей такой сильный человек, только он и может остановить упрямую Томку. В самом деле, зачем ей уезжать? В России теперь тоже лучшие врачи.

Уговаривала Тамару, что это недоразумение, что приедет Леша и, конечно, ее отвезут в аэропорт. Ну пусть на другой рейс. А сама надеялась: не отпустит, уговорит - он умеет!

- Сволочь! -рыдала Тома. Теперь она очень часто плакала.

«Нервы у Томки стали ни к черту, - думала Сима. - Подлечить надо».

Померанский вернулся так поздно, что уставшая, наплакавшаяся Тома уже спала. Сима, дожидаясь, зевала. «Линкольн» подобрался к дому так тихо, что она не услышала даже шороха шин. Очнулась от звонкого голоса Аленки. Дочь выпрыгнула из машины первой, веселая, нагруженная какими-то свертками. Не дожидаясь отчима, помчалась к себе.

«Как не надоедают ей эти обновки?»

- Дорогая, -чмокнул холодными губами в щеку, - почему ты не спишь?

Смотрел осторожно, искоса: ну как опять расскандалится из-за дочери. Сима про себя усмехнулась. Она давно уже не устраивала ему скандалов. На рассказ про Тому бросил неожиданно сухо:

- Знаю! Завтра все. Спокойной ночи, дорогая, -и ушел, чмокнув еще раз мертвыми губами.

Бр- р-р! Сима поежилась. И как только бедная Алена… Черт, не надо об этом думать!

А утром гром грянул вторично. Да плевать ему, великому магистру, на всех генеральских соломенных вдов. Хочешь уехать, Томочка? Катись! Только сделай напоследок самую малость - познакомь со своим дружком Химиком…

- С кем? -от изумления Тома даже рыдать перестала. - С каким химиком?

- Суки примоченные! Вы мне фуфло не гоните. И не забывайте, что обе вы у меня -вот тут, в кулаке. И крысеныш генеральский тоже.

- Алексей! -вскинулась Сима, не веря ушам и глазам.

Движение было молниеносным. Она даже не успела понять, почему оказалась на полу. Нос и рот свинцово налились тяжестью через мгновение. Он что, ударил? Кулаком в лицо?

- Ах ты! -монументальная Тамара бросилась на обидчика, не выясняя причин его ярости.

- Н-на и ты, сука!

Но она недаром была когда-то офицером МЧС. Выучка оказалась прочной. Легко отбив кулак, она заломила негодяю руку, несколько раз тряхнула его, как мастиф зарвавшуюся мелкую шавку, а потом швырнула в стену с неженской силой. Проделав все это в мгновение ока, она и сама удивилась своей прыти. Никогда бы такого не провернула, если б речь шла о ней самой. Но женщина, которая защищает, - страшная сила.