Хватов Вячеславович - Сны

Уже соскребая со дна пригоревшие шкварки, он вспомнил о Стиксе. Вчера, когда Веру, Пашку-младшего и его в полуобморочном состоянии притащили в жилую палату, никто из них не подумал о псе.

Окоченевший собачий трупик он нашел справа от крыльца. Видно разбирая их вещи, кто-то просто вышвырнул псину на улицу. Собак здесь еще не ели.

На третьи сутки пайка уменьшилась в два раза. Из неполного котла на кухне в его кастрюльку перекочевало пару половников. И все.

Надо уходить отсюда. Да куда же теперь они пойдут без тех продуктов и вещей, которые он с таким трудом добыл в городе?

Еще вчера Павел попробовал заявить о своем праве на содержимое саней, но подойдя к складским помещениям, где окопался бывший капитан с сослуживцами, он уткнулся в дуло автомата Калашникова. Вопросы сами собой отпали.

На пятый день Вера окончательно слегла. Ночью Павел несколько раз просыпался, когда его жена что-то вскрикивала в бреду и твердо решил утром идти к капитану и выбить из него хотябы какие-то из своих лекарств. В последний раз, уже утром, он проснулся уже не от криков, а от выстрелов.

Несколько коротких очередей, в углу палаты разлетелось стекло, с потолка посыпалась штукатурка.

Выждав какое-то время, Павел осторожно выглянул в коридор. Больше никто из присутствующих интереса к происходящему снаружи не проявил. Несколько стариков и старух, на которых он раньше не обращал внимания, вообще не шевелились. Они так и лежали, свернувшись клубком возле стен.

Неужели им там не холодно? Почему не переместятся ближе к костру?

Первым он обнаружил позавчерашнего охранника с автоматом. Вернее уже без оного. Молодой срочник лежал в гардеробе, уткнувшись лицом в поваленную вешалку с каким-то летним тряпьем.

Еще двое лежали у крыльца. Они буквально вмерзли в кровавые ледяные пятна.

Капитан сидел возле стены внутри складской. Над его головой вся стена была раскрашена густыми красными разводами. Ноги капитана покоились в куче пшена перемешанного с кровью.

Взять в складской комнате было нечего, и Павел вернулся на улицу. Там у ворот четыре человека в странных комбинезонах, унтах, в масках, похожих на кислородные альпинистские, голубыми баллонами на спинах и короткими автоматами на перевес, заканчивали грузить мешки в отсек выкрашенного белой краской МЛТБ.

Павел глубоко вздохнул от возмущения и тут же закашлялся. Морозный воздух несмотря на несколько слоев из лыжных шапок и шарфа, обжег горло и ворвался в легкие, едва не разорвав их изнутри.

Один из налетчиков повел стволом в сторону кашляющего, но видимо передумав тратить патроны на доходягу, продолжил заниматься своим делом.

И в этот момент Павел увидел в руках у одного из 'альпинистов', как он назвал их для себя, свой оранжевый рюкзачок с лекарствами

– Пожалуйста, -подбежав к 'альпинисту', Павел вцепился в руку с рюкзаком.

Откуда только силы взялись?

Ни говоря ни слова, 'альпинист' ударил его откидным прикладом в лицо.

Клацнули зубы. Павел завалился в сугроб. Там он и сидел, провожая взглядом отъезжающий армейский вездеход.

Вернулся в складскую. Насобирал несколько растоптанных, но не испачканных кровью галет.

Дальше что?

Вся жизнь в больнице переместилась на кухню, поближе действующей еще печке. Или это была такая плита? Павел в этом не разбирался.

Лежащие у стен старики, так там и остались. Оказывается они околели еще два дня назад. Просто никто, так же как и Павел не обращал на них внимания.

Вообще народу заметно поубавилось. Со всей больницы на кухню сползлось полтора десятка человек. Туда же он перенес находящуюся в беспамятстве Веру.

Пашка-младший поскуливая поплелся за ним сам.

Два дня глава семьи кормил жену с ложечки остатками каши, а сына размоченными в кипятке галетами. Сам он за это время съел только засохшую горбушку хлеба, найденную в кармане одного из трупов.

На следующий день кончились дрова. Вернее в больнице не осталось больше ничего, что можно было сжечь. Еды тоже больше не было.

Павел оглядел присутствующих. Сегодня утром не проснулись еще трое: восьмидесятилетний дед, молодая женщина и маленькая девочка.

Один из оставшихся в живых солдат - совсем молоденький паренек не говоря ни слова, взял огромный двуручный топор, закинул автомат на плечо и посмотрел на Павла.

На выходе из больницы их нагнал профессор-этнолог с которым как-то в одно из дежурств Павел разговорился о том, о сем. В основном о безрадостном будущем.

Вера открыла глаза. Возле нее сидел незнакомый мальчик. У него на коленях лежал Пашка и что-то бормотал, уткнувшись мальчику в живот.

– Павел? - прохрипела она.

– Они ушли за дровами и едой, - тихо сказал мальчик.

– Когда?

– Два дня назад, или три. Я не знаю. Потом ушли еще двое, потом баба Поля с тетенькой. Никого больше нет, - мальчик покосился на лежащий рядом труп.

Вера приподнялась на локте и вынув руку из варежки, засунула ладонь под шарф на Пашкином лице. Лоб был ледяной. У себя под боком она обнаружила кухонный нож. Наверное Павел оставил.

– Как тебя зовут?

– Таня.

Вот как! Мальчик, у которого и видны были лишь глаза, оказался девчонкой.

– Еды совсем нет?

Таня помотала головой.

– А вода?

Девочка протянула Вере комок снега.

Вера остановилась. В за спиной заворочался Пашка, обернутый в снятую с мертвого старика дубленку.

– Потерпи, потерпи, еще немного. Еще немного и дойдем до дяди Володи, а там поедим, погреемся.

Через час, а может быть через шесть часов она все еще шла по дороге, как ей казалось, по направлению к Борисово. Метрах в десяти впереди, за поворотом показалось что-то еще не засыпанное снегом.

Павел…

Он лежал на спине выставив перед собой обе руки, в одной из которых была зажата собачья голень.

На лице снег.

– У-у-у, - Вера завыла и упала на колени. Лицо Павла было все в застывших сгустках крови. Она и узнала-то его по треснувшим таким же как и у нее горнолыжным очкам и измазанному в крови синему пуховику.

Голень примерзла к ладони. Наверное из-за нее Павлика, ее Павлика и убили, а отодрать голень от скрюченных рук не смогли. Зато сняли со второй руки рукавицу, а с ног валенки и даже шерстяные носки.

Слезы катились по щекам и моментально превращались в льдинки.

Кусок собаки так примерз к руке, что образовал единое целое с ладонью и пропитанной кровью рукавицей.

Вера достала нож. Ей надо было накормить Пашку, ее сына. У нее в кармане осталась коробка спичек. Сейчас они дойдут до какой-нибудь деревни, найдут заброшенный дом, разведут костер из хозяйской мебели и поедят.

Уже стемнело, а деревни все не было и не было. Вера упорно переставляла ноги. У нее за спиной давно затих маленький Пашка. Его закостеневшая ножка больно упиралась в поясницу.