Алексей Ивакин - Племянник Молотова и сын Сталина

Разговоры и встречи в тюрьме продолжались до 13 января 1943 г., пока "братьев" не перевели в тюремный блок концлагеря Заксенхаузен. Содержали их там в разных камерах, но, как показал на допросе Кокорин, они смогли установить между собой письменную связь, оставляя друг другу записки в уборной.

В августе 1944 г. Тарасов исчез из поля зрения Кокорина.

По словам последнего, желая улучшить условия своего пребывания в плену, он неоднократно обращался к немецким властям с заявлениями, предлагая сотрудничество в пропагандистской, разведывательной или контрразведывательной работе. В декабре 1943 г. известный Кокорину под фамилией "Дедио" сотрудник СД сообщил ему, что предложение принято.

Почему пропал каминский?

В июне 1944 г. Кокорин получил от СД задание - "разработать" капитана госбезопасности Александра Русанова, содержавшегося в камере # 2.

Помощник начальника Украинского штаба партизанского движения Строкача, Русанов оказался в плену после десантирования в тыл противника. Несколько позднее Кокорин, правда, показал, что Русанов командовал партизанской диверсионной бригадой под Орлом и был захвачен противником вследствие провокации немецкой разведки. Так или иначе, но капитан ГБ согласился поступить на Дабендорфские курсы пропагандистов РОА, однако вскоре был опознан одним из военнопленных как бывший начальник горотдела НКВД в Дрогобыче.

После нескольких дней общения с Русановым Кокорин "расшифровал" себя - и в части своего "родства", и в части полученного от немцев задания. Обрадовавшись новому "союзнику", капитан поинтересовался, будет ли он выполнять его поручения? Кокорин, не задумываясь, согласился, и свои отчеты немцам о ходе "разработки" стал писать под диктовку Русанова. Их содержание было направлено на дискредитацию в глазах гитлеровцев руководителей "Русского комитета", будущих руководителей КОНРа - Власова, Трухина, Малышкина и Жиленкона. Не был забыт и предводитель созданной на Брянщине-Орловщине "Русской освободительной народной армии" (РОНА) Бронислав Каминский.

О Власове, в частности, сообщалось, что он служит у немцев по заданию советской власти и занимается переброской на сторону Красной Армии отдельных бойцов и целых подразделений РОА. То же самое - с некоторыми вариациями - докладывалось и о Трухине, Жиленкове, Малышкине. В отношении Каминского указывалось, что он является давним агентом НКВД, заброшенным в немецкий тыл.

"Разработка" гэбиста продолжалась до ноября 1944 г., пока Русанов не перерезал себе вены. По словам захваченного в плен после войны коменданта лагеря Заксенхаузен штандартенфюрера СС Антона Кайндля, вскоре капитан умер от потери крови. Но странное совпадение - в том же ноябре бесследно исчезает и командир РОНА (она же - "бригада Каминского" или - 29-я русская гренадерская дивизия СС) бригадефюрер СС Бронислав Каминский. Ходили слухи, что немцы ликвидировали его за зверства при подавлении Варшавского восстания. Но может быть, здесь сыграло свою роль то, о чем доложил в СД Кокорин?

Яков Джугашвили

Кокорина не сразу поместили в тюремный блок концлагеря Захсенхузен. Первое время после прибытия его, как уже говорилось, содержали в блоке "А". Это были три восьмикомнатных барака и барак для охраны, изолированные от общего отделения концлагеря высокой стеной и внутренним ограждением из колючей проволоки. Здесь заключенные содержались на привилегированном положении. Их размещали в двухместных или в одноместных комнатах, которые запирались лишь с наступлением темноты. После подъема многие, по разрешению коменданта, могли беспрепятственно общаться между собой или гулять во дворике. Паек им полагался такой же, как и эсэсовской охране.

В блоке "А" содержались, например, такие заключенные, как греческие, а в конце войны - итальянские генералы, личный врач и адъютант заместителя фюрера по партии Рудольфа Гесса (Кокорин называл его попросту - Франц).

Содержался в блоке "А" и Яков Джугашвили, категорически отказывавшийся в какой бы то ни было форме сотрудничать с гитлеровцами и их ставленниками. Ни с кем из заключенных он не общался, жил в отдельной комнате и всегда гулял в дворике один. Однажды по специальному указанию своего начальства Кайндль вызвал к себе Кокорина и Джугашвили и объявил им, что они могут общаться между собой беспрепятственно. Но Яков этим разрешением воспользоваться не пожелал.

8 сентября 1943 г. с наступлением темноты Джугашвили отказался идти в барак и остался во дворе блока "А". Часовой тут же потребовал, чтобы он подчинился. Но Яков направился к запретной зоне, огороженной колючей проволокой и находившейся под током высокого напряжения. Окликнув непокорного узника еще раз, немец прицельным выстрелом в голову убил его наповал.

Кокорин не видел, как погиб Яков Джугашвили.

По его словам, он отчетливо слышал тогда только звук выстрела. Вместе с тем на допросе в МГБ СССР, состоявшемся 29 мая 1947 г., Кокорину было предъявлено обвинение в соучастии в убийстве сына Сталина (в протоколе допроса тот был обозначен литерой "Д") на том лишь основании, что узнав о его гибели, Кокорин потребовал немедленного перевода в тюремный блок. Позже это обвинение отпало - по крайней мере, формально...

"...Я был запутан"

В деле Василия Кокорина есть, по крайней мере, еще два очень интересных обстоятельства.

Во-первых, 24 мая 1949 г., через четыре года после ареста, когда Кокорин ответил на все вопросы следователей - сперва "СМЕРШа", а потом следственной части по особо важным делам МГБ СССР, было подписано новое постановление о принятии его дела к производству по признакам статьи 58-1 "б" - измена Родине. Нельзя не связать это решение с тем, что в феврале 1949 г. репрессировали жену Молотова Полину (Перл) Жемчужину-Молотову.

Поневоле возникает мысль - не готовил ли министр госбезопасности СССР Виктор Абакумов, в рамках внутривидовой борьбы на высшем партийно-государственном уровне, еще один сюрприз для Вячеслава Молотова?

И, во-вторых, этот новый виток следствия продолжался до 3 декабря 1951 г., когда заместитель министра Госбезопасности СССР Цанава утвердил обвинительное заключение по делу Кокорина. Ни эпизоды с Яковом Джугашвили, ни эпизоды с "сыном Молотова" - Василием Тарасовым - в формулу обвинения Koкорина не вошли. В вину ему вменялось лишь переход на сторону противника, сотрудничество с гестапо и провокации в отношении плененных советских военнослужащих.

Заседание Военного трибунала Московского военного округа состоялось 10 января 1952 г.

Вынесенный в тот же день приговор был короток: высшая мера наказания - расстрел с конфискацией имущества и правом на кассацию в течение 72 часов с момента вручения приговора. Правда, суд совещался более трех часов - без консультаций, похоже, не обошлось.