Георгий Катков - Февральская революция

§ 3. Родзянко или князь Львов?

Милюков сообщает, что, когда в августе 1915 года Прогрессивный блок заменил требование образовать правительство, "формально ответственное перед законодательством", требованием создать правительство "народного доверия", имя Родзянко выдвигалось как имя возможного главы такого правительства.7 С тех пор Родзянко много сделал для думской оппозиции. Всякий раз, когда делегаты сами подвергали себя возможным преследова­ниям, произнося с трибуны Думы возмутительные речи, Родзянко отказы­вался выдать стенограмму, не вычеркнув предварительно нежелательные места. (Разумеется, полный текст речи тем временем распространялся во множестве копий, порой даже с некоторыми добавлениями).8 Все же по мере того, как оппозиция Думы становилась все радикальней, следуя левым тенденциям общественных организаций, Родзянко оказывался справа от общего политического течения. Лишив себя возможности влиять на царя (бестактными намеками на предполагаемые прогерманские симпатии императрицы), он не приобрел сочувствия левого крыла радикального движения. Родзянко заявлял, что он не революционер и не заговорщик, как князь Г.Е.Львов, Гучков и Коновалов, которые искали контактов с революционными кругами и принимали активное участие в политических московских заговорах. Когда в конце 1916 года генерал Крымов пытался посвятить председателя Думы в планы дворцового переворота, Родзянко резко отверг предложение, сказав, что он давал присягу. Уже одно это отдаляло его от заговорщиков. В результате кандидатура Родзянко на пост премьера в списках радикальных кругов была заменена кандидатурой князя Львова.

Из них обоих Родзянко, глава "народных представителей", с его внуши­тельной фигурой и зычным голосом, больше импонировал воображению публики. Из них обоих он был также предпочтительнее для царя, несмотря на охлаждение между ними. Родзянко смотрел царю прямо в глаза, даже когда знал, что его замечания покажутся дерзкими и вызовут раздражение. В нем ничего не было от лицемерного политиканства, что так ненавидел Николай II.9 Кроме того, хотя Родзянко и не имел опыта в государственных делах, он прекрасно знал членов Думы, тогда как князь Львов, имея некоторый опыт управления чрезвычайно запутанными делами обществен­ных организаций, знал только о тайных политических интригах московских заговорщицких центров.

Как только начались волнения в Петрограде, Родзянко возобновил попытки получить согласие государя на образование "правительства народного доверия"; результаты этих попыток нам известны. Царю посылалась одна телеграмма за другой, одна другой настоятельней. У главнокомандующих Родзянко тоже искал поддержки. Если бы Родзянко убедил царя переменить мнение, то вполне возможно, что, опираясь на генералов, он и добился бы поста премьер-министра и получил возможность сформировать правительство по своему усмо­трению. Переход был бы чисто конституционным и легальным и не удовлетворил бы левое крыло либералов, но таким образом можно было выиграть несколько недель, которые оставались до весеннего наступления. Такое правительство могло положить начало периоду постепенной политической эволюции. Это прекрасно понимали круги заговорщиков и думские кадеты.

Милюков, достаточно честолюбивый, чтобы надеяться раньше или позже получить пост премьер-министра, не хотел, чтобы Родзянко, непоколеби­мый сторонник самодержавия, стал главой правительства, к которому ему пришлось бы примкнуть. Он предпочитал и выдвигал Львова,10 которого знал поверхностно, зато Львов слыл "мягким" и "толстовцем". Можно было рассчитывать, что князь Львов будет прислушиваться к политическим советам Милюкова. Милюков считал, что его собственная кандидатура особенно подходит для поста министра иностранных дел.

В некотором смысле нежелание царя уступить настояниям Родзянко было на руку Милюкову, который недавно увлекся идеей револю­ционного переворота. Упорство царя помогало оправдать выбор того пути, который Милюков в своих воспоминаниях обозначает немецким словом "Rechtsbruch" (т. е. нарушение законности). И может быть он даже рад был решению отсрочить сессию Думы, принятому 27-го. Правда, то была Дума, в которой Милюков создал себе репутацию "великого парламентария", в которой ему удалось объединить умеренно правых и радикалов в Прогрессивный блок, что было значительным, хотя и непрочным политическим достижением. И все же Четвертая Дума была избрана по столыпинскому закону 3 июня 1907 года, в прямое нарушение конституции. Это превращало Четвертую Думу в часть того самого режима, который Милюков хотел ниспровергнуть своим "Rechtsbruch".

Вот почему он отказался поддержать проект, по которому предлагалось не подчиниться декрету 27 февраля об отсрочке сессии Думы и объявить Думу полномочным органом власти.

§ 4. Реакция Думы на отсрочку сессии.

Когда 27 февраля Родзянко получил декрет об отсрочке сессии Думы, для этой институции пробил ее роковой час. Тут-то бы и не подчиниться роспуску. Но ни поведение лидеров думских фракций, собравшихся на неофициальный "совет старейшин", ни поведение большинства депута­тов Думы в целом ничем не напомнило этого исторического прецедента. Они не только не протестовали против декрета, но даже, чтобы не создать впечатления неподчинения, собрались не в зале заседаний Думы, а в примыкающем к нему полуциркульном зале. Правда, раздавались голоса, в которых можно было расслышать нечто вроде желания принять на себя руководство революционным движением. Депутат Думы А.А. Бубликов пишет:

Члены Думы, по получении указа, собрались на частное совещание для обсуждения положения дел, становившегося все более грозным. Члены правых партий уже отсутствовали, но и остальные не проявляли никакой склонности к рискованным решениям. Во всяком случае мое предложение перейти из "полуциркульного" зала в зал общих собраний и тем самым официально установить факт неподчинения формально выраженной воле монарха, не имело ровно никакого успеха, хотя я тут же пророчествовал: "Вы боитесь ответственности? Но от ответственности вы не уйдете, а достоинство свое уроните безвозвратно".12

Но ни его, ни другие в том же роде выступления (в том числе Керен­ского) не получили почти никакой поддержки. С одной стороны, явно не хотел, чтобы Дума возглавила революцию, Милюков, опасавшийся, что столь консервативный орган станет препятствием на пути радикальных действий, которым он сочувствовал. С другой стороны — не хотел допускать революционизации Думы Родзянко, чтобы ее работу мог безотлагательно возобновить либо Николай II, которого он уговаривал аннулировать декрет об отсрочке, либо великий князь Михаил, если он согласится на регентство.