Бренда Джойс - ТАЙНЫ

Казалось, незнакомец не замечал ее состояния, хотя голос его несколько смягчился.

- Тебе нужен врач?

Еще один вопрос. Он загоняет ее в угол. Ведь она не может ответить ни на один из них. Она ничего не знает.

- Не знаю. Нет. Пожалуй, нет, - ее голос заметно дрожал.

С дотошностью члена военного трибунала он продолжал мучить ее вопросами:

- Что ты имеешь в виду под этим «пожалуй»?

- Прекратите! Пожалуйста! - голос ее сорвался на крик.

Его руки опустились на ее плечи. Твердые. Но не стремящиеся причинить боль.

- Это тебе не частная школа для леди! И не чай в Лондоне! Этот чертов мир - реальность! Ре-аль-ность! Поезд добрался до города. Все в истерике! Полдюжины людей ранены, даже женщины. А тебя там не оказалось. Некоторые видели, что ты спрыгнула, говорят, неудачно. Если не хочешь рассказать мне о том, что произошло, можешь рассказать шерифу. Или врачу, когда мы доберемся до Темплетона.

- Я понятия не имею, что произошло! - воскликнула она. И вдруг почувствовала весь ужас своего положения.

- Что ты сказала?

- Я ничего не знаю, - прошептала она, закрывая глаза.

Действительно, она ничего не знает. Ничего. Ни о каком поезде. Ни о каком нападении. Она не знает, почему у нее исцарапаны руки, как не знает и то, почему она здесь, в этой безлюдной долине.

- Ты не помнишь, что случилось?

Нет, все намного хуже. Но ей страшно в этом признаться даже себе самой.

- Черт побери, Элизабет, ты действительно ничего не помнишь?

Регина была готова разрыдаться. Ей было ясно, что он не собирается бросить ее здесь одну. Но больше она не в силах выслушивать эти вопросы. Она просто ненавидит его.

- Уходите! Пожалуйста, уходите! Незнакомец вновь резко встал.

- Может быть, это и к лучшему. Хорошо, что ты не помнишь, что произошло.

- Я НИЧЕГО НЕТ ПОМНЮ, - в отчаянии выпалила она.

- Что?

- Вы назвали меня Элизабет…

Его темные глаза уставились на нее в недоумении.

- Меня зовут Элизабет?

Он ничего не ответил. Она вновь повторила:

- Меня зовут Элизабет?

- Ты не помнишь своего имени? - в его голосе послышалось недоверие.

Регина закрыла лицо руками, чувствуя, как бешено колотится сердце. Непонимание. Отчаяние. Страх. И больше ничего. Вот правда, от которой никуда не денешься. Она совершенно ничего не помнит. Даже своего имени.

- Черт побери! - выругался человек, назвавшийся Слейдом.

Надежда и страх. Страх и надежда. Она заметила, как пульсирует голубая жилка на его виске.

- Я - Элизабет? - она попыталась приподняться.

- Когда поезд прибыл в Темплетон, там не досчитались только одной женщины - Элизабет Синклер.

- Элизабет Синклер? - Регина попыталась хоть что-нибудь вспомнить. Безуспешно. Сплошная пустота. Ни проблеска воспоминания.

- Не помню!

- А свою компаньонку?

- Нет!

- Ты даже не помнишь, что ехала в поезде?

- Нет!

- А Джеймс? Помнишь Джеймса?

- Нет!

Регина разрыдалась. Слейд помог ей встать, неуклюже поддерживая обеими руками. Она инстинктивно прижалась к нему. Щекой ощутила тепло его груди. Невзирая на охватившее ее смятение, почувствовала, что ситуация не совсем приличная.

- Элизабет, - в его голосе появилась уверенность, - все в порядке. Мы здесь, чтобы позаботиться о тебе. Скоро ты все вспомнишь.

Его спокойствие - вот лучшее для нее лекарство. Она слегка отстранилась. Леди всегда должна оставаться леди. Даже, если потеряла память. Регина робко подняла глаза.

Слейд смотрел на нее в упор. Неожиданное объятие сблизило их.

- Спасибо, - сказала она, испытывая неподдельное чувство признательности. - Спасибо.

- Не надо. Не надо меня благодарить.

Она попыталась улыбнуться, смахивая рукой слезы.

- Нужно, - сказала она мягко.

- Нам пора. Рик, наверное, уже ждет в Темплетоне. Когда тебя не оказалось в поезде, Эдвард отправился сообщить ему об этом.

- Рик? Эдвард?

Он так говорит, как будто она должна знать этих людей. Кто они?

- Рик - отец Джеймса. А я брат Джеймса - Слейд. Ты знаешь Джеймса. Ты его невеста.

Невеста? Еще немного и она вновь разрыдается. Неужели она даже не помнит своего жениха? Боже, что все это значит?

Острая боль пронзила ее затылок. Она упала бы, если бы Слейд не подхватил ее.

- Нет, не все в порядке, - резко сказал Слейд. - Чем скорее ты покажешься врачу, тем лучше.

Регина не испытывала ни малейшего желания возражать. Он повел ее к лошади. У нее было чувство, что ноги, руки онемели, но все равно лучше это полунебытие, чем страх и отчаяние.

- Ты немного хромаешь. Ушибла коленку?

- Пустяки, - однако все попытки вспомнить, где же она повредила ногу, оказались безрезультатными.

Слейд поддерживал ее под локоть, его лицо было совсем рядом. Регина заметила, что глаза у него вовсе не черные и даже не карие, а темно-голубые, внимательные и умные. Глаза интеллигентного человека.

Он помог ей сесть в седло. Неужели им предстоит делить одно седло? К ее удивлению, он не поехал верхом. Взяв лошадь под уздцы, он повел ее за собой.

Регина почувствовала смущение. Его узконосые ботинки явно не приспособлены для продолжительных прогулок. К тому же стояла невыносимая жара. Трудно предположить, который теперь час, но, наверное, солнце еще не скоро сядет.

- Далеко ли до города?

- Миль десять-двенадцать. - Он снял жилетку, оставшись в тонкой рубашке, и решительно повел лошадь за собой.

- Мистер Деланза, - сказала она, не в силах назвать его по имени, - вы не должны идти пешком. Слишком далеко.

- Ты, благородная леди, приглашаешь меня сесть на лошадь вместе с тобой?

- Вы спасли мне жизнь.

- Поверь, ты преувеличиваешь.

- Нет, - она энергично покачала головой, - я искренне вам признательна. И я не могу ехать на лошади, если вы идете пешком. По крайней мере, когда до города так далеко.

Регина залилась краской. Но она действительно так думала. Он спас ее. Она не могла отплатить ему тем же. Сейчас она зависит от него целиком и полностью. Регина была признательна Слейду также за то, что он без раздражения относится к ее слабости, хотя и не производит впечатление сердобольного человека.

Слейд внимательно посмотрел на нее и, легко подпрыгнув, оказался в седле позади ее.

Почувствовав, что он так близко, Регина смутилась. «Нет, - убеждала она себя, в подобной ситуации правила приличия можно отбросить». Может быть, для нее - это единственный способ хоть как-то выразить свою благодарность.

Она чувствовала, как напряжено его тело. Так же, как и ее собственное. Но, невзирая на ковбойскую внешность, он - джентльмен и сделает вид, что ничего не происходит. Как и она…

Ехали молча.

Тревога, паника, которую ей едва удалось подавить в себе, вновь, кажется, нарастает. Не хватало только истерики. Как ни убеждала она себя, что она - Элизабет Синклер, и все скоро встанет на свои места, паутина неведения и отчаяния опутывала ее, невзирая на попытки обрести надежду. Она должна все вспомнить. Обязана. Невыносимо ничего не знать ни о себе, ни о семье, ни об этом событии, о котором твердит Слейд - нападении на поезд.