Михаил Исхизов - Капкан для лешего

- Чего он им толкует? - поинтересовался Колотей.

- Про демократию. О чем же еще. Наши слушать об этом не станут, вот он на тех и напустился. А им деваться некуда, связаны.

- По делам ворам и мука, - похвалил Еропку Колотей. - Сколько, говоришь их там? - спросил он у Гонты.

- Трое.

- Трое... Трое... Одного, значит, не хватает. Должно быть четверо.

- Еще один есть?! - обрадовался Гонта. - Дайте мне его поймать! - попросил он. - У меня же внутри все горит, а я с этой кривой ногой за вами не успеваю. Ну, одного, последнего, отдайте мне...

- Сейчас получишь, - кивнул ему Колотей. - Сейчас мы его добудем.

Он внимательно осмотрел поляну, подошел к неприметному корявому кусту, поднял посох и резко опустил его на вершинку.

- Ой! - вскрикнул куст и тут же превратился в клудде. Отвратительного клудде, в просторных, похожих на тряпье одеждах.

- Зачем дерешься! - сердито выговорил он Колотею. Оборотень осторожно пощупал свою репу. - Чуть голову не разбил. Если видишь меня, так и скажи, я сразу появлюсь. А то палкой по голове. Больно ведь.

- Тоже из их банды, - представил его Колотей. - Клудде, оборотень и незаменимый разведчик. Он за всеми и следил. Он и про ваши захоронки узнал. Все время подглядывал и подслушивал. Можешь вязать его, пока не сбежал, - предложил Колотей Гонте.

Тот с изумлением и отвращением разглядывал клудде, его просторные напоминающие грязное тряпье одежды, шевелящиеся как черви серо-зеленые бородавки...

- Ну и уродина... - Гонту аж передернуло. - Таким только летучих мышей пугать и то по ночам, чтобы никто другой не увидел.

- Сам ты уродина, - не стался в долгу клудде.

- Это чучело еще и разговаривает... Вот так, всю жизнь и не везет, - удрученно покачал головой Гонта. - Всем нормальные воры достались. А как мне - так урод. До него и дотронуться противно.

- Другого нет, - развел руками Колотей. - Последний. Так берешь?

- Не, - отказался Гонта и даже отступил на несколько шагов, будто боялся, что клудде навяжут ему силой.

- Как хочешь, - не стал уговаривать Колотей. - Твоя доля зерен где? - спросил он у клудде.

Клудде посмотрел на сердитых леших, могучего джинна и избитого Могуту.

- При мне, - признался он.

- Выкладывай.

Клудде послушно сунул руку в просторные одежды и вынул мешочек с зернами. Ставр тут же забрал его.

- Так это ты за мной следил, когда я к Никодиму ходил? - спросил у оборотня Бурята.

- Кто же еще, конечно.

- А я никак понять не мог, думал, что какой-то сумасшедший куст в Лесу объявился, бегает с места на место, - признался Бурята.

- Кто бегает, это уже не куст,- отметил один из моховиков.

- Кусты не бегают, у них ног нет, - объяснил лешему другой. - Без ног не побежишь.

- Ты это запомни, - посоветовал третий.

- Ага, не бегают. Непременно запомню, - пообещал Бурята и рассмеялся.

Вообще-то для смеха не было никакого повода. Но, с другой стороны, все закончилось так хорошо, что теперь и посмеяться можно было над всеми своими прошлыми страхами, ошибками и неудачами. Бурята смеялся так громко и заразительно, что к нему тут же присоединился Гудим, потом Холька и Ставр. А вскоре их поддержали все собравшиеся на поляне. Взявшись за руки, весело посмеивались Пелга и Селим, ухмылялся довольный Колотей, повизгивали и покатывались от смеха всегда серьезные моховики. Даже мрачный Гонта смеялся весело, во весь голос. И только Каливар, у которого болели ребра, не мог смеяться, но и он широко улыбался.

За всем, что происходило у корявого дуба, с недоумением наблюдала Фроська. Она ничего не могла понять. Нашла она Могуту, и кричала хорошо, громко, как Еропка велел. Потом Могуту стали бить. А сейчас все смеются. Все кроме Могуты. Как теперь будет с ее переводом в лешие?.. И Еропки нет, спросить не у кого...

- Зна-а-аю... Зна-а-аю... - на всякий случай вполголоса прострекотала сорока. Но никто не обратил на нее внимания, и она решила, что сейчас лучше всего помолчать. Помолчать и посмотреть, что будет дальше.

Лешие собрались возле землянки Ставра. Они, как обычно, сидели на отполированных за многие годы до блеска бревнах, каждый на своем привычном месте. Здесь же расположился и Филипп. За ним рядком стояли, сопровождавшие водяного, Ефтей, Фитюк и Рында с распухшим носом. Младший подкоряжник Рында крепко держал новый трезубец и усердно что-то жевал, старательно наедая морду. В сторонке, но так чтобы все видеть и слышать присели моховики: те самые двое, которым Ставр неосмотрительно обещал, что, как только поймают воров, будет с ними разговаривать весь день. А за ними, тесной стайкой толпились еще не менее десятка рыжих-конопатых.

На дереве устроилась сорока. Она привычно делала вид, что дремлет, но внимательно наблюдала за всем, что делается на поляне. Ефросинья решила не ходить в лешие. Отказаться. Раньше она о работе леших не думала, ни к чему ей было. А теперь присмотрелось и оказалось, что у тех забот полно: то одно надо делать, то другое. И возле дерева дежурить, и дневник вести и за порядком на кордоне присматривать... Сплошные обязанности и никакой свободы: не полетаешь куда хочешь и не пострекочешь когда хочешь. Лешим быть, конечно, солидно, но свобода дороже. А уважение... Да после сегодняшнего ее еще как уважать станут. Всю оставшуюся жизнь можно будет рассказывать, как вместе с джинном и банником сражалась она против Могуты и других воров, которые украли зерна лингко. Теперь не только сороки станут ей завидовать, но все птицы, сколько их есть в Лесу. И даже красноголовый дятел, который до сих пор делал вид, что не замечает ее. Это еще кто кого теперь будет не замечать...

На земле лежали туго спеленатые крепкими веревками воры. Рты у них были заткнуты тряпицами, чтобы не вякали, не мешали разговаривать.

Из-за угла землянки, прижавшись к земле, чтобы его не заметили, сердито наблюдал за всем, что здесь происходило, недавно вернувшийся к своей норе, барсук Гоша. Подойти ближе он стеснялся из-за своего малинового цвета.

Лешие битый час рассуждали, как быть с ворами.

- Чего тут думать!? Чего тут рассуждать!? - Гонта свирепо глядел на связанных. - Утопить их всех.

- Не дам всякую дрянь в речку бросать, - возразил водяной.

- В болото, - разъяснил Гонта. - Я про Хлюпошлепное болото говорю. Найти самую грязную, самую поганую бочажину и утопить.

- Пелга не пустит, - напомнил Ставр. - Не для того она болота бережет, чтобы всякую погань там топить. - У нее на болоте цветы и целебные травы.

- Nicht, топить, - не согласился и Клямке. - Мы есть цивилизований обществ и для нас grossen стыд так поступаить. Даже такой поганец, как они имеет полный право leben.

- Ну и целуйся с ними, если они тебе так нравятся, - сердито уставился на него Гонта.

- Warum целоваиться? Целоваиться не лютший способ. Наказываить, конешно, надо. Крепко наказываить.