Сон Мён Мун - Человек планеты, любящий мир. Преподобный Мун Сон Мён. Автобиография

Нынешние дети, выросшие в «каменных джунглях» городов, не имеют возможности подружиться с природой, но ведь развивать чувствительность к природе гораздо важнее, чем получать академические знания. Зачем ребенку высшее образование, если он не способен всем сердцем чувствовать природу и невосприимчив по своей сути? Если человек разлучен с природой, он может нахвататься книжных знаний и быстро превратиться в индивидуалиста, преклоняющегося перед материальными ценностями.

Нам нужно научиться отличать по звуку нежное шептание летнего дождя от громкого треска осеннего ливня с пузырями на лужах. Лишь того, чье сердце настроено в унисон с природой, можно назвать человеком с истинным характером. Скромный одуванчик, растущий на обочине дороги, гораздо ценнее всего золота в мире.

Наше сердце должно научиться любить природу и людей. Тот, кто не любит природу или людей, не способен полюбить и Бога. Все сущее на земле воплощает Бога символически, а люди являются субстанциальными воплощениями, созданными по образу и подобию Бога. Лишь тот, кто любит природу, способен любить и Бога.

Я не только разгуливал по горам и лугам и играл там, но и усердно работал на ферме, помогая старшему брату. У любого фермера на каждый сезон назначены определенные виды работ, которые необходимо выполнить. Мы вспахивали рисовые поля и огороды, высаживали ростки риса и пололи сорняки. Труднее всего было пропалывать поля, засеянные просом. После посева семян все борозды нужно было прополоть как минимум трижды, и от такой работы у нас просто отваливалась спина. Закончив прополку, мы еще долго не могли разогнуться.

Сладкий картофель уродится невкусным, если его высадить в глину. Самый вкусный картофель вырастает в земле, которая на треть состоит из глины и на две трети из песка. Для зерновых лучшим удобрением являются экскременты человека, поэтому я брал затвердевшие куски кала и прямо руками мельчил их на части. Помогая на ферме, я узнал, как лучше всего выращивать бобы и какая почва более всего подходит для сои и для красной фасоли. Так что я — всем фермерам фермер!

Провинция Пхёнан одной из первых в Корее приняла христианскую культуру, и в результате уже в 30–40-е годы сельскохозяйственные угодья распахивались по прямой линии. Для пересадки саженцев риса надо взять длинную меру, разбитую на двенадцать равных делений, и отмерить ею рядки по всей ширине рисового поля. Затем два человека, продвигаясь вдоль меры, должны высадить по шесть рядков каждый.

Позднее, переехав на юг Кореи, я увидел, что для посадки риса там натягивают леску поперек всего поля, где топчется в грязи добрая дюжина людей. Мне кажется, это самый неэффективный способ высаживать рис. Я же обычно расставлял ноги на две ширины плеч и таким образом сажал рис гораздо быстрее. За время сезона посадки я зарабатывал достаточно денег, чтобы оплатить свою учебу.

Ученик, рьяно взявшийся за учебу

Когда мне исполнилось десять, отец записал меня в традиционную деревенскую школу, где старенький учитель обучал нас китайской грамоте. Все, что от нас требовалось — это выучивать наизусть по одной брошюре в день. Я сосредотачивался и выучивал брошюру за полчаса. Если меня вызывали к доске и я, стоя перед учителем, зачитывал заданный на день урок, после этого я мог быть свободен. Стоило учителю задремать поутру, как я тут же сбегал из школы и отправлялся в горы или на луга. Чем больше времени я проводил в горах, тем лучше узнавал, где можно отыскать съедобные растения. В конце концов, я так наедался всякой зелени, что мог уже и не обедать, поэтому я перестал обедать дома.

В школе мы читали сборники трудов Конфуция и Мэн-цзы и изучали китайские иероглифы. Я преуспел в каллиграфии, и когда мне исполнилось двенадцать, учитель попросил меня написать табличку с примерами иероглифов, по которой могли бы учиться другие ученики. Однако на самом деле я мечтал ходить в обычную, а не в традиционную деревенскую школу. Я понял, что не хочу зубрить наизусть Мэн-цзы и Конфуция, в то время как другие конструируют самолеты. Это было в апреле, и отец уже заплатил за мое обучение до конца года. И все же я ушел из деревенской школы и сделал все, чтобы убедить отца отдать меня в общеобразовательную школу. Я пытался уговаривать и дедушку, и даже дядю. Но для того, чтобы перейти в обычную школу, мне нужно было сдать экзамен, а для подготовки к нему надо было ходить на подготовительные занятия. Я уговорил одного из младших двоюродных братьев пойти туда вместе со мной, и мы вместе поступили в частную школу Вонбон, чтобы подготовиться к экзамену и перейти в начальную общеобразовательную школу.

На следующий год, когда мне исполнилось четырнадцать, я сдал экзамен и поступил в третий класс школы в Осане. Я поздно начал, но, набросившись на учебу, смог перешагнуть сразу в пятый класс. Школа в Осане находилась в восьми километрах от нашего дома, но я никогда не пропускал уроки и не опаздывал. Каждый раз, когда по пути в школу я поднимался на гору, меня уже ждала там группа одноклассников. Однако я шагал так быстро, что им приходилось чуть ли не бежать за мной, чтобы не отстать. Так мы и ходили по горной дороге, по которой, по слухам, время от времени прогуливались тигры.

Школа принадлежала национально-освободительному движению и была основана Ли Сын Хуном, активистом Движения за независимость. Мало того, что там не преподавали японский язык, — ученикам вообще запрещалось говорить на нем. Но я придерживался другого мнения и был убежден, что для победы над врагом мы должны знать о нем как можно больше, поэтому, сдав еще один вступительный экзамен, перешел в четвертый класс общеобразовательной школы Чонджу. В таких школах все занятия проводились на японском языке, поэтому я выучил всю катакану и хирагану[7] за ночь перед первым учебным днем. Я не знал ни слова по-японски, поэтому собрал все учебники с первого по четвертый класс и выучил их примерно за две недели. Благодаря этому я начал понимать язык.

К моменту окончания начальной школы я уже бегло говорил по-японски. В день выпуска я даже вызвался произнести речь перед высокопоставленными гражданами Чонджу. Обычно в таких выступлениях ученики благодарят за поддержку своих учителей и школу. Однако я вместо этого обратился по имени к каждому из учителей и раскритиковал их, высказав все, что думал о ведении дел в школе. Я говорил о том, что мы живем в особую эпоху, а также об ответственности, которую должны взять на себя влиятельные люди общества. Весь этот монолог я произнес на японском.

«Японцы должны собрать свои вещи и как можно скорее убраться в Японию! — говорил я. — Эту землю оставили нам наши предки, и здесь должны жить все будущие поколения нашего народа».