Гроза Года - Звезда Парижа

- Это действительно мне? О, бабушка, как я тебя люблю! Можно я надену их прямо сейчас?

Впервые за время, прошедшее со смерти родителей, княжна была такой счастливой. Анастасия Илларионовна представила, как изумятся мамаши и гувернантки, собравшиеся сейчас в бальном зале, увидев такое нарушение приличий, когда четырнадцатилетняя девушка выйдет на детский праздник, надев украшение, на которое можно купить хорошее поместье. Тут же согласившись исполнить просьбу Елены, она сама помогла ей надеть серьги и залюбовалась прелестным личиком внучки. Огромные глаза девушки засияли еще ярче, оттененные сапфирами.

- Беги к гостям, моя хорошая, - напутствовала Анастасия Илларионовна.

Княжна побежала в бальный зал, а потом в сад, где сверкало новое чудо - фейерверк. Разноцветные звезды взлетали вверх, вбок, крутились колесом, а напоследок в черном зимнем небе засверкала огромная буква «Е». Дети хлопали, визжали, свистели, их даже не пугало присутствие грозной княгини, но та махнула рукой, останавливая матерей и гувернанток, бросившихся успокаивать своих питомцев. Елена тоже смеялась и хлопала, стоя рядом с сестрами среди заснеженных яблонь, глядя на яркие звезды фейерверка. Потом звезды погасли, сад Ратманова исчез, и девушку, возможно уже навсегда, поглотила холодная черная тьма…

Плотные сумерки поздней осени опустились на раскисшую от дождей дорогу почти мгновенно. Медленно бредущий Ганнибал тихо нес свою драгоценную ношу по направлению к деревне, когда тишину нарушил топот копыт. Трое всадников выехали из леса и начали нагонять коня с потерявшим сознание всадником.

- Ваше высокоблагородие, смотрите, паренек. Не умер ли? - усатый драгун подхватил под уздцы Ганнибала и остановил его.

Молодой офицер в плотном непромокаемом плаще, под которым виднелась форма кавалергарда, подъехав, наклонился над скрючившейся на спине лошади фигуркой и снял сырую бесформенную шляпу, прикрывающую лицо всадника.

- Да он избит сильно, посмотри, Кузьма, какие синяки, - с жалостью заметил офицер, глядя на переливающиеся всеми цветами от желтого до черно-фиолетового пятна на коже парнишки и темные болячки на лбу, губах и скулах.

- Может, поэтому и сомлел? - предположил усатый драгун.

Он потряс за плечо юного всадника, но только сдвинул неподвижное тело, и оно начало сползать на бок.

- Ну, надо же, - расстроился Кузьма и попытался удержать сползающее тело, - не выходит, ваше высокоблагородие, сейчас упадет.

- Давайте его ко мне, я довезу, немного осталось, - велел офицер.

Кузьма и второй молчаливый драгун спешились, и, сняв юношу с уставшего серого коня, посадили его впереди своего командира. Офицер одной рукой прижал к себе легкое тело, а другой рукой натянул поводья. Кузьма взял повод серого коня и вскочил в седло.

- Ваше высокоблагородие, а конь до чего хорош, давно я таких не видел, только уж очень он измучен. Но ничего, выходим, - заметил он.

Офицер дал сигнал трогать, и маленький отряд двинулся к околице села. Они свернули в один из крайних домов и спешились на широком дворе, огороженном дощатым забором. Кузьма придержал юношу, пока командир спрыгнул с коня, а потом помог подхватить его и занести в дом. Они положили больного на широкую лавку, стоящую около печи.

- Кузьма, иди в штаб-квартиру, приведи доктора Власова, - приказал офицер. - А Мирону скажи, чтобы серого жеребца как следует накормил и ноги его посмотрел.

Драгун отдал честь и вышел из избы. Его командир скинул плащ, кивер и подошел к жарко натопленной русской печке. Прислонившись к теплым кирпичам, он смотрел на юношу, и решал, что ему делать дальше. В этой избе, которую отвели адъютантам генерала Милорадовича, он пока жил один. Генерал любил обоих своих адъютантов, но его, графа Александра Василевского, выделял особенно, поэтому когда встал вопрос о том, кого отправлять в Санкт-Петербург с донесением о победе над французами, одержанной под Тарутино отрядами Милорадовича, генерал, уловив в глазах Александра нежелание ехать, отправил с пакетом второго адъютанта Ивана Миниха. Теперь граф мог еще несколько дней распоряжаться этой избой по своему усмотрению. Можно было бы оставить бедного подростка на отдых, а потом нанять экипаж и отправить его к родным или в госпиталь.

- Правильно дядя говорит, что все ненужные проблемы липнут ко мне, как мухи к горшку с медом, - пробормотал граф, вспомнив своего любимого дядюшку, и улыбнулся.

Он отошел от печки и наклонился над бесчувственным юношей.

Решив, что паренька нужно раздеть и согреть, иначе простуда ему точно обеспечена, Александр расстегнул совершенно промокший плащ, вытащил его из-под неподвижного тела и бросил к печке. Также быстро сняв сюртук, который смело можно было выжимать, он взялся за пуговицы рубашки. Под рубашкой тело юноши было замотано плотным куском холста, закрепленным еще и широким поясом с металлической пряжкой. Граф начал расстегивать пряжку и ребром ладони почувствовал под мокрым холстом большой квадратный выступ. Он снял пояс и развернул холст. На теле, покрытом разноцветными разводами ужасных синяков, лежал кожаный мешок для бумаг. Граф взял мешок в руки, и его обдало жаром: он увидел два упругих полушария с нежно-розовыми сосками. Перед ним лежала девушка.

Граф Александр Василевский, единственное и обожаемое дитя в знатной и богатой семье, родился под счастливой звездой. Отец его, граф Николай Иванович, приходился родственником могущественному князю Потемкину, чем, впрочем, никогда так и не воспользовался. В молодости он послужил в гвардии, повоевал под началом великого Суворова, потом, получив наследство после батюшки и двоих его бездетных братьев, стал так богат, что пришлось ему заниматься делами своих многочисленных имений. Выйдя в отставку, он поселился в самом большом из них, с радостным названием «Доброе», находившемся в тридцати верстах от Киева, и начал искать себе достойную невесту. В своих мечтах он видел скромную миловидную девушку, тихую, воспитанную и послушную, которая любит вести хозяйство и родит ему много крепких и здоровых детей.

Воплощая свою мечту в жизнь, граф появился в светском обществе Киева. На первом же балу в дворянском собрании, куда его привезли киевские друзья, он увидел ослепительно прекрасную княжну Мари Понятовскую. Златокудрая красавица с большими зелеными глазами мельком улыбнулась Василевскому, и он больше ни о ком не мог думать. Как тень, он всюду следовал за прекрасной Марией Игнатьевной, а она забавлялась его преданностью и преклонением, пока граф не набрался храбрости попросить ее руки у ее старшего брата Ксаверия, бывшего опекуном девушки.

Князь Ксаверий Понятовский был человеком очень своеобразным. Он принадлежал к самой младшей из многочисленных ветвей этого знаменитого рода, давшего Польше последнего короля. В 1772 году при первом разделе Польши владения семьи оказались раздробленными. Часть имений отошла к России, а часть - к Пруссии. Отец князя Ксаверия решил вместе со старшим сыном принять подданство Пруссии, а младшего сына отправить в Россию. Выполняя волю отца, Ксаверий Понятовский выехал на постоянное жительство в большое имение Табор под Динобургом в Лифляндии, принял российское подданство и посвятил свою жизнь изучению античной культуры.