Шараф Рашидов - Сильнее бури

- Стреляйте! Товарищ Султанов! Стреляйте! Вот же они!

- Берегитесь, джейраны! - воинственно воскликнул Султанов, выставил наружу дуло двустволки, сделал подряд два выстрела, опять прицелился, опять выстрелил, но джейраны, как ни в чем не бывало, продолжали свой бег. Теперь они бежали спокойней, словно зная, что глаз у охотника неверный, а ружье дрожит, как в лихорадке, и вскоре исчезли, будто растворились в расплавленном воздухе пустыни. Проблуждав среди песков еще часа два, охотники наткнулись на джейрана с детенышем. Снова загрохотали выстрелы, а джейраны, словно дразня преследователей, попрыгали перед машиной и скрылись в глубоком сае - русле пересохшей реки.

Усталый, раздраженный. Султанов приказал шоферу остановиться, вылез из машины и, метнув на спутников яростный взгляд, будто они были виноваты в неудачной охоте, молча растянулся на траве, нашлепнул на лицо кепку и тут же уснул, огласив пустыню тяжелым храпом.

Кадыров и Рузы-палван сами были огорчены, что не смогли угодить высокому гостю. Посове: щавшись, они решили, что Кадыров останется возле спящего Султанова," а Рузы-палван, как бб*- лее опытный охотник, отправится заглаживать об 6 щую их «вину».

- Без добычи не возвращайся, - мрачно пригрозил Кадыров. - Голову сниму!

Исполнительный Рузы-палван не подвел своего председателя. Через какие-нибудь полтора часа он уже выволакивал из машины тяжелые туши трех взрослых джейранов. По серым с желтинкой шкурам еще пробегала дрожь, глаз у одного из убитых джейранов был приоткрыт, в нем застыл печальный испуг…

Обрадованный Кадыров разбудил Султанова. Тот протер глаза и с удивлением воззрился на богатую добычу.

Показывая на самого большого джейрана, Рузы-палван подобострастно сназал:

- С удачей вас, товарищ Султанов. Этого джейрана убили вы, я его только подобрал. А остальных подстрелил я.

Султанов почувствовал угрызение совести.

- Ты, верно, ошибся. Мои пули вроде не достигли цели. - Он вопросительно посмотрел на Кадырова. - Так ведь, раис?

- Это ты ошибаешься, товарищ Султанов! - возразил Кадыров, понимая, что от него ждут такого возражения. - Мы в пылу погони и не заметили, что тебе удалось-таки прикончить одного джейрана. А когда ты уснул, Рузы-палван поехал еще пострелять и нашел этого вот молодца. Кто же мог его убить, как не ты.

Султанов поднялся, подошел к джейрану и не без самодовольства потрепал его по гладкой шерсти.

- А хорош! - и с гордой усмешкой бросил Рузы-палвану: - Не чета твоим!

Султанов был доволен. Кадыров и Рузы- палван тоже были довольны. Обед удался на славу.

Кадыров к вечеру устал, но настроение у него появилось отличное. Джейрана он ни одного не убил, но не жалел, что поехал с Султановым на охоту: после этой поездки он снова воспрянул духом.

В кабинете Кадырова на столе всегда красовался пузатый графин с холодной водой. За день Кадыров опустошал несколько таких графинов, особенно если этому дню предшествовало буйное разгулье. Свежую воду наливала в графин Назакатхон, являвшаяся к Кадырову по первому его зову, а порой и без зова. Она же по утрам поила председателя крепким кок-чаем. Прислуживать Кадырову ей нравилось больше, чем возиться с бумагами. Когда она входила к нему в кa6инет, на лице ее неизменно играла улыбка, благодарная, многообещающая. Кадыров не возбуждал в ней женских желаний..Когда он с косолапой неясностью обнимал ее плечи или неуклюжеласково гладил по голове, ей хотелось отстраниться, оттолкнуть его тяжелую, потную руку, но она не отстранялась, а даже подавалась ему навстречу. И не только потому, что отец советовал ей быть с Кадыровым податливой и уступчивой. Она сама не могла обойтись без чьего-либо поклонения, а Кадыров из всех ее здешних почитателей казался самым достойным: как-никак хозяин колхоза, прямой ее начальник, а ласка и похвалы начальства особенно лестны и приятны. Назакатхон старалась во всем угождать Кадырову, охотно отзывалась на его отнюдь не. отеческую ласку, искусно подлаживалась к его настроению. Когда он был хмур, развлекала его ловким, бойким разговором. К^гда на что-нибудь удрученно сетовал, притворялась огорченной, сочувствующей, делала вид, что еле'удерживает слезы. Когда же он посвящал ее в свои замыслы, изумленно охала. Однако внимание Кадырова доставляло ей не только беско- рыстное удовлетворение. Пользуясь его расположением, она добивалась для себя всяческих потачек и выгод. Когда сообщала ему о кишлачных новостях, событиях и разговорах, то преподносила эти сведения, основанные чаще всего на сплетнях и досужих вымыслах, в таком толковании, какое на руку было и ей самой и Аликулу.

На следующее же утро после охоты, ближе к полудню, Кадыров пожаловал наконец в правление. Назакатхон встретила его радостным восклицанием:

- С выздоровлением вас, раис-амаки! - И с жеманной томностью пожаловалась: - Без вас здесь было так скучно!'

Кадыров зачем-то потер поясницу, поморщился, словно от боли, и с упреком произнес:

- Нет тебе веры, красавица. Не могла найти времени навестить больного!

- Стыдно было… - тихо сказала Назакатхон и застенчиво добавила: - Боялась я… Вашей жены боялась.

- Что ее бояться! Она не волк - не съест. Пришла бы с отцом, он-то меня не забывал.

- Сильно вам нездоровилось, раис-амаки? - сочувственно осведомилась Назакатхон.

- Врагу такого не пожелаю! - сказал Кадыров и, словно желая убедить секретаршу, что недомогание еще не прошло, опять схватился за бок. Покряхтывая, он протиснулся к своему месту за столом.

Через несколько минут Назакатхон унесла опустевший графин и вернулась с полным. Кадыров подставил стакан. Назакатхон налила ему воды, которую он тут же с жадностью выпил. Стакана хватало ему на пару глотков.

- Может, вы чаю хотите, раис-амаки?

- Чаю? Давай чаю! Дала бы море, я бы сейчас выпил и море!

- У вас, верно, жар…-пожалела его Назакатхон. - Вам не надо было вставать с постели. . - Нет, милая девушка, некогда болеть! Кол- хоз-то без Кадырова трещит по всем швам!

Кадыров говорил, а сам не отрывал глаз от лица Назакатхон. На нежно-бархатистых, как персики, щеках розовел румянец, длинные ресницы были полуопущены; в их тени, как омуты, чернели глаза. А губы былй зовущие, яркие, влажные…

Дав Кадырову вдоволь собой налюбоваться, Назакатхон ушла и вскоре принесла чай в красивой пиале, разрисованной цветами джиды, и блюдце с конфетами. Принимая из ее рук пиалу, Кадыров успел пожать пухлые пальцы девушки. Назакатхон скромно потупила взор и, как всегда делала, когда хотела изобразить смиренное смущение, прикусила нижнюю губу.

- Спасибо, дочка, - поблагодарил ее Кадыров. - Видишь, раис не ошибается в людях. Когда я брал тебя на работу, я знал, что лучшей секретарши мне не найти. Твой отец может радоваться, что у него такая дочь.