Шараф Рашидов - Сильнее бури

В Катартале почти все семьи, - а их там было не меньше двадцати, - покидали старые дома. Новоселы побывали в новом кишлаке, придирчиво осмотрели отведенные им жилища, навели порядок во дворах и на приусадебных участках, посадили плодовые деревья, заготовили топливо на зиму. Кишлак был хорош, он сразу полюбился катартальцам, и они спешили в нем обосноваться.

Наконец наступило утро переселения.

Рано, перед рассветом, в Катартал прибыла колонна грузовиков и выстроилась длинным праздничным караваном на единственной улице. ,Борта машин были украшены кумачом, над кабинами пламенели плакаты, на радиаторах бились по ветру красные флажки. На каждом из грузовиков, на борту или на кабине, крупными буквами было начертано имя главы семьи, для которой предназначалась машина.

В кишлаке царило радостное оживление. В центре его, прямо на улице, разожгли костер, который казался издалека огромной, трепетной махровой розой. Пока катартальцы с веселым энтузиазмом грузили на машины ковры, столы, одеяла, кровати и непременные громоздкие, тяжелые сундуки, набитые одеждой и всякой домашней утварью, у костра не смолкала бодрая музыка. М.ер- но гремел бубен, гортанно трубили карнаи, звенели струны дутара и танбура, переливчато пели сурнай и флейта. Музыканты старались, и дех- нане, не удержавшись, один за другим пускались в пляс. В этом празднестве участвовали. не только катартальцы, сюда пришли гости из Алтынсая - поплясать, повеселиться, порадоваться за друзей, родичей, товарищей по труду. Были тут Бекбута, Суванкул, Керим. Собралось много и других алтынсайцев. Когда начал плясать Керим, к костру сошлись все колхозники, гости и хозяева. Они дружно хлопали в ладоши, подбадривая танцора, и Керим унруго, как пружина, взлетал над землей, лихо перебирал плечами, кружился волчком, стремительно переступая с ноги на ногу. Гибкий, ловкий, он был подвижным, как пламя, и казался невесомым, как пламя1

Разгоряченный, с каплями пота на висках, он остановился против Суванкула, приглашая тракториста поразмяться в танце, а тот потянул за собой Бекбуту. Суванкул не столько плясал, сколько топтался на месте, тяжело поворачиваясь, неуклюже взмахивая богатырскими ручищами. Земля гудела у него под ногами. А Бекбута с кокетливой грацией вьюном вился вокруг друга, двигая бровями, умильно улыбаясь, подмигивая. Зрители смеялись, аплодировали, танец имел успех. Керим, полный сил, задора и восторга, приглашал в круг новых и новых танцоров. Пришлось показать свое уменье и Смирнову с Погодиным. Погодин был грузноват, но в веселом этом.состязании одержал верх над инженером: он так плясал вприсядку, такие выделывал коленца, что все только диву давались!

Утро постепенно вступало в свои права. Оно началось робкой розовой полоской у горизонта, потом зарозовели пышные облака, скопившиеся на востоке. Вскоре весь, воздух стал прозрачнорозовым, и уже в утреннем свете, залившем горы, небо и землю, побледнело пламя костра, но ярче заалел кумач на машинах.

Погрузка была окончена. Перед дехканами с короткой речью выступила Айкиз, после нее взял слово Уста Хазраткул. Он был в тот день вдвойне именинником: вместе со всеми катартальцами бригадир строителей перебирался в новый кишлак, а кишлак этот был детищем самого Уста Хазраткула. Голову мастера не покрывала обычная соломенная шляпа, он заменил ее новенькой тюбетейкой: по случаю праздника он обзавелся новыми сапогами, брюками-галифе, серым камзулем. Принарядившись, он выглядел не таким длинным и нескладным, как в старой одежде.

- Нынче у нас праздник; друзья мои, - сказал Уста Хазраткул. - Большой праздник! Такие выпадают не каждый год. Новый дом - это новая жизнь, оттого-то с такой охотой переезжают люди в новые жилища. Поселишься в новом, доме, - а он во сто раз краше прежнего, - и своими глазами видишь, всем сердцем чувствуешь: «Да, сегодня я живу лучше, чем вчера] Не зря я, значит, трудился, вознаграждены мои старания». Когда одна семья переселяется, радуются и сами новоселы, и родные их, и друзья. Веселым новосельем отмечают они этот день! А тут весь кишлак снимается с места, новоселье ждет всех катар- тальцев! Великая это радость, друзья, и спасибо за нее родной партии, всему народу1 А я, дорогие, счастлив еще тем, что это ведь моя бригада приготовила вам такой подарок!- Бригадир горделиво разгладил свои пышные, чуть опущенные книзу усы. - Не хвалясь, скажу, молодцы мои работали не. покладая рук и одно держали в уме: как бы сладить такие дома, чтобы вы, друзья мои, ни к чему не могли придраться! Мне тоже дали дом в этом кишлаке, и уж поверьте, заживу я в нем на славу, а я-то знаю толк в домах! Лишь слепым упрямцам это переселение не в радость, а ® тягость. Есть у нас в кишлаке такие… Они остаются в Катартале, и мне их, ей-богу, жалко! Подождем, может, они еще прозреют. Вас же всех я от души поздравляю с новосельем, желаю вам на новом месте светлой, честной, счастливой жизни, и - на правах хозяина - приглашаю в новые наши дома.

- По машинам, друзья!

Новоселы и гости с шумом разместились в грузовиках. Праздничный караван двинулся. Впереди, на газике, ехали Айкиз, Алимджан, Смирнов, Погодин. За ними - грузовик с оркестром. Дальше - машина с семьей и имуществом Уста Хазраткула, которому выпала честь первым из новоселов въехать в новый кишлак и занять новый дом.

Катартал опустел, но ненадолго. По инициативе Алимджана здесь предполагалось создать молочную ферму, за которую новый раис ратовал уже давно, но встречал до последнего времени упорное сопротивление Кадырова, смотревшего и на ферму, как на лишнюю обузу.

Катартальцы с музыкой, с песнями проследовали через Алтынсай. Зазеленели с обеих сторон дороги хлопковые поля. Гости распрощались с хозяевами, спрыгнули с машин, заторопились в свои бригады.

Караван с новоселами хорошо был виден с того участка, где работала бригада Муратали. Услышав гром оркестра, ликующие возгласы, старик обернулся к дороге и долго стоял, сурово сомкнув губы, то ли с завистью, то ли с неодобрением глядя на грузовики, сливавшиеся в длинную алую ленту.

Муратали не пошел в Катартал проводить своих земляков в недальний, счастливый путь. Он не хотел ожесточать свое и без того наболевшее сердце. Чуть-чуть завидуя новоселам, он не мог понять, как решились они оставить родной кишлак, где столько лет жили, горюя, радуясь, растя детей, где земля была полита их потом, а могилы близких - жгучими слезами, где с таким тщанием, так бережно и любовно ухаживали они за каждым деревцом, за каждой зеленой травинкой. Глядеть на то, как они уезжают оттуда, - все равно, что смотреть, как рубят и увозят деревья, оставляя в земле корни, без которых дереву не жить.

Так думал старый Муратали. А еще с нежностью и тревогой думал он о своем урюковом дереве. Каким-то оно стало за это время? Зреют ли его плоды? Не ленится ли сосед, взявшийся присматривать за урюком, поливать прихотливое дерево?