А.а. Ширинская - Бизерта. Последняя стоянка.

Было ли это в день, когда лошадь несла его к конюшне, о косяк двери которой он обязательно бы разбился, если бы не успел вовремя спрыгнуть?

Я четко видела ясное украинское утро, широкую, пыльную дорогу, суматоху на большом дворе, но сама ни о чем не расспросила: тяжелое настоящее начала 60-х годов не оставляло места для прошлого.

К счастью, папа не отказался от планов на будущее. Конечно, он не собирался больше строить миниатюрный самолет, как в 30-е годы, или катамаран для путешествия вокруг света, но его живой ум искал постоянной деятельности в пределах возможностей.

В 1964 году его здоровье ухудшилось. Какие бы ни были условия ухода за больным, всегда приходит момент, когда те, кто несут ответственность за принятые решения, спрашивают себя: все ли сделано, что должно?

В Бизерте 60-х годов эти условия были особенно трудными. Массовый отъезд большой части населения нарушил порядок жизни города. Невозможно было оставить больного дома. Я беспокоилась, когда папу привезли в клинику Анаби, в светлую и хорошо отапливаемую комнату, с кроватью для меня около него. Он сразу повеселел. Доктор Анаби и его жена были старыми друзьями; Иловайские и мадам Деляноэ пришли навестить его под вечер. Он им переводил, смеясь, выдержки из сборника сатирических поэм, как мне кажется, Алексея Толстого, сокрушаясь, что забыл дома «Утро Волшебников» Луи Пауельса и Жака Бер-жиэ. Таня побежала домой за книгой.

После их ухода папа спокойно принял лекарства, и, целуя его на ночь, я мимолетно встретила его доверчивый и улыбающийся взгляд. Он заснул очень быстро; я полудремала. Все вокруг, казалось, спало. В этой полной тишине я сразу заметила, что ему стало труднее дышать. Несколько секунд… его хриплое дыхание ускорилось и внезапно остановилось. Мои руки были вокруг его плеч, когда его сердце перестало биться. В ночь со 2 на 3 февраля 1964 года греческий священник приехал из Туниса; русского священника у нас больше не было.

В последний раз в нашей маленькой церкви стоял гроб, покрытый старым Андреевским флагом, - все, что осталось от последней стоянки.

Годы шли. Опустела церковь. Люди ушли, и стерлись их имена на разбитых могильных плитах.

Когда в 1985 году скончался Ваня Иловайский и его жена Евгения Сергеевна уехала к дочери во Францию, я принесла домой картонку с церковными бумагами, которые они мне оставили. Эта небольшая картонка была все, что осталось от нашего прошлого, и это прошлое было поручено мне. Из нескольких тысяч русских людей, лишившихся Родины и прибывших в 1920 году в Бизерту, оставалась теперь в Тунисе я одна - последний свидетель!

После ликвидации военных баз Бизерта стала другим городом. Для меня эта перемена была менее заметной, чем для других старых бизертян, так как моя жизнь продолжалась в том же окружении. Я преподавала математику в мужском лицее, где сама когда-то училась и который кончили мои дети. Мои плотно заполненные дни протекали среди моих многочисленных учеников. Мои тунисские друзья никуда не уехали, и я приобрела новых между иностранцами, приехавшими сюда работать.

В верности старых друзей я никогда не сомневалась. Ина писала из Мюнхена, Валя из Женевы, а Жан Деляборд из разных концов света, куда забрасывала его профессия или его любовь к путешествиям. Роджера уже давно не было в живых.

Когда политический кризис прошел, некоторые бывшие би-зертяне стали время от времени наведываться на каникулы.

Самые постоянные гости, конечно, мои внуки, Жорж и Стефан, Танины сыновья. Они регулярно проводят каникулы в Тунисе, считая, что ничего лучше Бизерты летом не существует. Они умеют заполнять пейзаж образами прошлого. Еще совсем маленькими, они никогда не рисовали старый порт без финикийских фелюг под пурпурными парусами. С наших прогулок на Белый мыс, в гроты или на Уэд-Дамус они возвращались с богатым сбором предполагаемо-доисторических черепков. Как и я, они любят побережье от Бизерты до Гар-эль-Мельх, бывшей Порто-Фарина.

Ответвление дороги Бизерта - Тунис на эль-Алью ведет в особый мир, где люди умеют жить сегодняшним днем, не теряя веками выработанного характера. Эта жизнь проявляется во всем. В хорошо обработанных полях, за изгородями тихих садов, где только журчание воды и ее брызги выдают человеческое присутствие.

Красочные деревни - Метлин, Рас-Джебель, Раф-Раф, Порто-Фарина - были в старые времена настоящими пиратскими гнездами, а лагуна Порто-Фарина - гораздо глубже и служила временным убежищем корсарам. Население ждало с нетерпением возвращения фелюг, дележа добычи; прежде всего невольников.

Мои друзья в Бизерте, Мурали, хранят в семье бумагу, выданную тунисским беем, разрешающую их предкам заниматься корсарством. Мурали означает «из Морей» - родом с Балкан.

Каково было мое удивление, когда я нашла их фамилию в биографии Пушкина. Поэт в годы своего пребывания в Одессе подружился с одним из Мурали, «выходцем из Туниса и бывшим корсаром».

Неожиданная встреча вне пространства и времени! Все это очень занимает детей, тем более что наши бизертские Мурали находят большое сходство между одесским другом Пушкина и собственным сыном.

Случается иногда, что по дорогам мы встречаем покинутые дома. Некоторые имеют богатое прошлое. В нескольких километрах от Гар-эль-Мельх, посреди хорошо обработанных полей, между апельсиновыми и фиговыми деревьями стоит представительная развалина, которую жители называют «Баляс» вместо «Паляс», за отсутствием буквы «п» в арабском языке.

Действительно старый дом, так как о нем упоминается в записках французского консула Пелисье еще в середине XIX века: «В шести километрах от городка стоит посреди садов загородный дом, который когда-то должен был считаться великолепным».

И вот сегодня, сто пятьдесят лет спустя, дом ожил в воспоминаниях, как это часто случается, совсем неожиданным образом. Наши соседи в Бизерте оказались владельцами «Баляса», и их одиннадцатилетняя дочка Юсера, расспросив бабушку, поведала мне эту историю.

Дом построен генералом Шибубом, которому бей Туниса Ахмед в 30-е годы XIX столетия поручил сделать из Порто-Фарина «тунисский Тулон». Постройка порта, казарм для 10 000 человек, жилого квартала с дворцом для бея, все эти работы, предпринятые Шибубом, были колоссальным предприятием, потребовавшим огромных расходов.

В этом грандиозном проекте Шибуб не забыл и себя. Из осторожности для постройки дома он выбрал место на некотором расстоянии от деревни, но мог ли он думать, что избежит любопытства окружающих его людей?

Будучи в тесной связи с Италией, куда он ездил закупать материалы, он построил дом в итальянском стиле, что не осталось незамеченным. Скорее всего, чувствуя свою силу, он рассчитывал на безнаказанность! Он нашел бесплатных рабочих среди огородников Раф-Рафа, устраивая им засады, отнимая у них овощи, которые они несли продавать в Бизерту, и заставляя их работать на постройке своего «Баляса». Когда материал иссякал, он их отпускал восвояси, приказывая молчать под страхом смерти.