Эриксон Стивен - Пыль Снов

Вот так, подумала она, и Баргасты рассеялись, разбрелись, но не по злой воле внешней силы. Нет, они сделали это сами. Для прирожденных воинов мир подобен самому опасному яду. Многие расслабляются; другие делают врагами всех, кто подвернется. "Воин, устреми взор вовне". Старая пословица Баргастов. Нет сомнения, ее родил горький опыт. Как же мало изменился ее народ!

Она отвела взгляд от бхедринов - но колонна успела бесповоротно скрыться, проглоченная ночью. Тоол не медлил, заставив воинов трусить в пожирающем лиги темпе. Именно он делает боевые отряды Баргастов столь опасными для неготового врага. Однако, знала она, муж все же способен обогнать любого, посрамляя соперников.

Размышления о народе, уподобленном стаду в две тысячи сгрудившихся и застывших в ночи бхедринов, навели уныние на ее дух; сразу после возвращения в юрту ее ожидает занудство обожающих внимание близняшек, но она к этому не готова. Слишком сильный удар она только что получила. Хетан тосковала по брату до боли в груди.

Тусклое сияние Нефритовых Царапин притянуло взор к южному горизонту. Они ползут, прогрызая борозды по бескрайнему полю ночи... слишком легко найти дурные знамения, видя буйство стихий. Старцы уже несколько месяцев блеют смутные угрозы - он вдруг подумала, прерывисто вздохнув, что слишком легкомысленно попросту не обращать внимания на зловещую болтовню, считая ее чепухой, которую бормочут дряхлые развалины по всему миру. Перемены предвещают беды; кажется, что это не изменится никогда, что жуткая неизбежность глуха к насмешкам.

Но некоторые знамения являются именно знаками истины. А некоторые перемены изначально несут гибель, и ворошить слежавшийся песок - скудное утешение.

"Когда наступает крах, мы предпочитаем его не замечать. Мы скашиваем глаза, чтобы факты и доказательства казались смутными пятнами. У нас уже наготове маски удивления, а также страдания и жалости к себе, мы готовы поводить пальцами, изображая невинность, корча из себя жертв.

А потом хватаемся за мечи. Ведь кто-то виноват. Кто-то всегда виноват".

Она плюнула в темноту. Ей хотелось провести эту ночь с мужчиной. Почти не важно, с кем именно. У нее есть свой излюбленный метод бегства от суровой реальности.

Но есть одна маска, с которой она играться не станет. Нет, она будет встречать грядущее с блеском понимания в глазах, без самооправданий, без мысли о невиновности. Она виновна, как и все вокруг - но она одна смело признает свою вину. Не станет указывать пальцем. Не схватится за оружие, сверкающее ложью "отмщения".

Она заметила, что сердито сверкает глазами на небесные слезы.

Муж желает быть трусом. Его так ослабила любовь к ней и детям, что он готов сломать себя ради их спасения. Он же, вдруг поняла она, практически умолял ее о позволении так сделать. А она оказалась не готовой. Она не смогла понять, о чем он просит.

Вместо этого она сама задавала дурацкие вопросы. Не понимая, что каждый вопрос выбивает почву у него из под ног. Что он шатается, спотыкается раз за разом. "Мои идиотские вопросы, моя самолюбивая нужда ощутить твердую почву под ногами - прежде чем подумать, прежде чем принять смелое решение".

Она, сама того не желая, загнала его в угол. Отвергла его трусость. Фактически заставила уйти во тьму, увести воинов на место истин - где он попытается испугать их, заранее зная (как знает и она), что ничего не получится.

"Значит, мы получим что хотели. Мы пойдем на войну.

А Вождь Войны одиноко замер, зная, что мы проиграем. Что победа невозможна. Станет ли он нерешительным, отдавая приказы? Замедлит ли взмахи меча, зная всё, что знает?"

Хетан оскалилась в дикарской, грубой гордости и сказала нефритовым когтям в небе: - Нет, не станет.

***

Они вышли в темноту, и через миг Сеток волной охватило облегчение. Мутная раздувшаяся луна, слабое зеленоватое свечение, очертившее Кафала и Ливня, давно ставшее привычным тошнотворное сияние металлических частей упряжи кобылы. Однако россыпь звезд над головами кажется искаженной, сдвинутой - она не сразу сумела узнать созвездия.

- Мы далеко к северу и востоку, - заявил Кафал. - Но путь назад вполне преодолим.

Духи иного мира заполнили равнину, растекаясь и становясь все эфемерней. Вскоре они пропали из виду. Она ощутила отсутствие как усугубляющуюся тоску, хотя чувство потери боролось с радостью при мысли об их освобождении. Многих ожидает встреча с живыми сородичами - но не всех, знала она. В оставшемся позади мире были существа, подобных которым она не встречала - хотя ее опыт, разумеется, ограничен - и они будут столь же одиноки в новом мире, как и в том, из которого бежали.

Пришельцев окружила пустая равнина, плоская словно дно древнего моря.

Ливень вскочил в седло. Она услышала, как он вздыхает. - Скажи, Кафал, что ты видишь?

- Ночь - я мало что вижу. Мы, вроде бы, на северном краю Пустошей. Значит, вокруг нет ничего.

Ливень хмыкнул, как бы обрадованный словами Баргаста. Кафал заглотил наживку. - Почему ты смеешься? Тоже что-то видишь, Ливень?

- Рискую показаться мелодраматическим, - отвечал Ливень. - Я вижу пейзажи души.

- Древние пейзажи, - предположил Кафал. - Вот отчего ты чувствуешь себя стариком.

- Овлы жили здесь сотни поколений назад. Мои предки взирали на эти самые равнины под этими самыми звездами.

- Уверен, что взирали, - согласился Кафал. - Как и мои.

- У нас нет памяти о Баргастах. Но я не стану спорить. - Ливень помолчал. - Воображаю, тогда здесь не было такой пустыни. Больше бродячих животных. Огромных зверей, сотрясавших землю. - Он снова засмеялся, но это был горький смех. - Мы опустошали и называли это успехом. Невероятное ослепление.

Он протянул руку Сеток. Она не спешила в седло. - Ливень, куда ты хочешь скакать?

- А не все равно?

- Раньше было все равно. Но я думаю, теперь - нет.

- Почему?

Она покачала головой: - Не для тебя. Я не вижу тропы, тебя ожидающей. Для меня. Для духов, приведенных мной в наш мир. Я их не покину. Странствие остается незавершенным.

Он опустил руку, всмотрелся во мрак. - Ты считаешь себя ответственной за их участь.

Она кивнула.

- Думаю, что буду скучать.

- Погодите, - вмешался Кафал. - Вы оба. Сеток, ты не можешь бродить тут одна...

- Не бойся, - бросила она. - Я буду тебя сопровождать.

- Но я должен вернуться к своему народу.

- Да. - Больше она ничего не сказала. Она стала домом тысячи сердец и кровь зверей, словно кислота, обжигала ей душу.

- Я побегу так быстро, что ты не сможешь...

Сеток захохотала. - Давай сыграем, Кафал. Когда поймаешь меня, сможешь отдохнуть. - Она повернула голову к Ливню. - Я тоже буду скучать по тебе, воин, последний из овлов. Скажи, среди женщин, что охотились на тебя, хоть одной удалось ранить тебя в сердце?