Олег Жиганков - Римский Лабиринт

Винченцо ничего не спрашивал и ничего не говорил. Он сидел как заворожённый и слушал голос, которого прежде не знал, но которому теперь суждено было стать главным голосом в его жизни.

— Как ты думаешь, Винченцо, почему ты учился в семинарии? Почему тебе выпала судьба стать священником?

— Так хотела баронесса… моя мама, — с волнением проговорил Винченцо.

Человек в чёрном кивнул.

— На протяжении многих столетий наш орден вершил, или, лучше будет сказать, стремился вершить судьбы мира, действуя через различные религиозные, политические и прочие каналы. Иногда это ему удавалось, иногда его превозмогали другие силы. Но теперь всё должно измениться. Мы завершим то, что начал император Константин, что нам помешали сделать все эти варвары, — объединим мир политический с миром религиозным, братства верхние и братства нижние. Это и есть Новый Мировой порядок. Но лишь одна — слышишь, Винченцо, — лишь одна фигура в этом мире может стать воплощением этого порядка. Лишь один трон возвысится видимым образом над всеми. Готовься, Винченцо. Пройдёт немного лет, и на этот трон сядешь ты — новый Pontifex Maximus, Папа Римский!

Винченцо вздрогнул. Потом нервно рассмеялся.

— Это шутка? Это, наверное, очень смешная шутка…

— Прекрати! — оборвал его Хранитель. — Судьба улыбается тебе, Винченцо! Ты — новый Александр Великий. В твоё правление, а будет оно долгим, мы совершенно переделаем мир. Мы перекроим его до неузнаваемости!

Винченцо сидел, боясь пошевельнуться, ничего не смея сказать.

— Ты скоро узнаешь много такого, во что тебе будет поначалу трудно поверить, — уверил его Хранитель. — Ты узнаешь о технологиях, о которых никогда не подозревал, тебе откроются секреты, которые перевернут твоё представление о мире. Ты останешься со мною здесь, на станции, — тебе здесь понравится. Здесь у тебя будет совершенная свобода действий. Тебя ждёт прекрасная комната и прислуга. У тебя также будут лучшие учителя. Не пройдёт и года, как ты станешь сведущ во всех делах Ордена.

— Года? — воскликнул Винченцо. — Но как же баронесса? Как всё будет там, на земле, без меня? Я же не могу так просто исчезнуть…

— А ты и не исчезнешь, — заверил его Хранитель.

— Как это? — не понял Винченцо.

— На землю пойдёт Теодорик. Надо же ему познакомиться с матерью, в конце концов? Кроме того, он должен пожить всею твоей жизнью. Он должен уметь во всём заменить тебя на Земле — тогда вас будет двое, и никто не устоит против вас. Вы — новые Ромул и Рем, и вы станете основоположниками нового, универсального, мирового Рима. Если только, — добавил он тихо, — вы не перессоритесь между собой, как те, первые, римские братья.

Винченцо был бледен. Голова его шла кругом.

— Я вижу, ты устал, — заботливо сказал Хранитель. — Неудивительно: долгая дорога, новые, сильные впечатления… Тебе надо пойти отдохнуть. Я сам провожу тебя в твою секцию корабля, — и он, легко взмыв с кресла, протянул Винченцо руку. — Летим со мной.

Винченцо взглянул на парящего в воздухе седовласого старца — своего отца. Позади него на куполе этой космической капеллы виднелась мускулистая фигура Бога, протягивающего руку Адаму. Адам, в свою очередь, тоже простирал руку к небу. Винченцо поднял правую руку и протянул её в сторону руки отца.

— Летим, — согласился он.

О Господь! Открой для меня двери ночи, чтобы я мог оставить это место и исчезнуть!

Виктор Гюго

2007, 4 октября, римские катакомбы

Каждый удар короткого меча вызывал сноп искр — иногда большой и яркий, и это значило, что удар пришёлся по камню, чаще же — поменьше и побледнее, когда клинок ударял в грубый, наскоро положенный шов раствора между камнями.

— А вот так её, а ещё вот так! — восклицал при каждом ударе Адриан.

Он почти уже не чувствовал своих рук — чувствовал только вибрацию, которую каждый удар меча передавал всему телу. Вместе с искрами во все стороны летели маленькие кусочки песка и цемента.

— Моя очередь, — раздался голос Анны.

— Погоди ещё, — ответил Адриан, отступая от стены на шаг.

Он стоял и смотрел на эту стену, в темноту, каждый миллиметр которой исследовал своими ладонями. Ему казалось, что он её видит — видит эти грубые, наспех наложенные друг на друга камни и мягкий известковый раствор между ними. Когда-то проём этот занимала большая дверь, но потом кто-то решил её заделать. Наверху, однако, осталась небольшая щель, в которую и устремился дым его сигареты. Туда же, за эту дверь, хотела улететь и его душа.

Он ударил ногой в камень. Тупая боль передалась его ступне. «Боль — это хорошо, — вспомнил он слова из какого-то фильма. — Это значит, ты ещё жив». Он ударил ещё и ещё. Он бил эту холодную мёртвую стену своей ещё живой, но уже наливающейся смертельной усталостью плотью. «Пал, пал Вавилон, пал, пал Вавилон, пал, пал, Вавилон», — бормотал, кричал, плакал он, преодолевая боль и продолжая пинать каменную стену.

— Адриан! — услышал он и почувствовал её руки на своих плечах.

Он собрался с силами и ещё раз ударил по камню ногой. К его великому удивлению, мёртвый камень поддался живой плоти. Он почувствовал, что стена как будто дрогнула.

— Адриан! — опять позвала она.

— Подожди! — закричал он и ударил снова. Стена задрожала перед ним мелкой дрожью. Он ударил ещё. Раздался громкий стук, а затем оглушительный грохот, и невидимое, но ощутимое облако пыли заполнило образовавшийся проход.

— Ура! — закричал Адриан. — Пал Вавилон!

— Осторожно, Адриан! — она вцепилась в его плечо, помогая ему сохранить равновесие.

Пыль затуманила Анне глаза, затруднила её дыхание, но сердце забилось радостью и надеждой.

— Идём, идём скорее, Анна! — позвал он её, исследовав руками образовавшийся проход.

— Осторожно! — повторила она, держась за него, когда они перебирались через груду камней.

Они осторожно двинулись в темноту за завесой пыли. Адриан достал зажигалку и чиркнул ею. Огонь не загорелся, но Анне показалось, что со всех сторон на них посыпались искры. Адриан чиркнул снова, и вновь на них посыпались отражённые искры.

— Что это? — недоумённо сказал он, вновь щёлкнув зажигалкой. На этот раз, к их великому восторгу, маленький голубоватый язычок пламени несмело задрожал в воздухе. Света от него не хватало даже для того, чтобы представить, в какого размера помещении они находятся.

Адриан выхватил из кармана газетный листок, и угасающее пламя в последний момент перепрыгнуло на кусочек старой бумаги и стало карабкаться по ней вверх, высвечивая какие-то цифры, тексты из Библии и странные графики. Стало видно, что они находятся в большом помещении, заставленном по краям сундуками, картинами в тяжёлых золотых рамах и всяческими блестящими предметами, которые и умножали искры от зажигалки.