Ларисса Йон - Изгнанный всадник

А сейчас тот сидел на полу, прислонившись к стене, и раскачивался, прикрыв глаза ладонями. Каждый раз, откидываясь назад, он ударялся головой о стену так сильно, что в штукатурке образовывались трещины, и, наверное, в его черепе.

Рядом с Ривером Хайвестер начало трясти, распространяющийся гнев от нее подобно облаку обжигал его кожу. Ресеф, будто почувствовав их присутствие, медленно поднял голову. Долгое время он смотрел, как будто был сбит с толку, а затем ужас затопил выражение его лица.

– Хайвестер… о, Боже, прости… прости меня, о, блять блять блять…

Шквал движений и крыльев и она оказалась сверху Ресефа, крича и нанося удары кулаками по его лицу. Ресеф ничего не делал, чтобы защититься.

– Ты чертов ублюдок! Кусок дерьма сукиного сына!

Ее слова как оружие, ножи, без остановки сыпались на него как и ее кулаки. Кровь обрызгала стены, ее лицо и капала с ее рук.

– Хайвестер!

Ривер оттащил ее, кричащую и брыкающуюся, от Ресефа.

– Отпусти меня! Я прибью его!

Зарычав, она ударила Ривера по руке, и ей почти удалось выскользнуть из его захвата, прежде чем он смог вытащить ее из комнаты.

– Что здесь происходит? – Танатос и Лимос подбежали к ним, обнажив мечи.

– Ничего. – Он дернул головой назад, пытаясь избежать встречи с кулаком Хайвестер. – Проверьте Ресефа.

Два всадника метнулись в спальню, а Ривер боролся с Хайвестер, чтобы увести ее из дома.

Оказавшись на улице, он опустил ее, ожидая от нее попыток вернуться обратно. Вместо этого, она упала на колени и закричала. В ее крике было столько боли, что Ривер почувствовал ее на физическом уровне, будто его крылья стали мокрыми и тянули его вниз. Хуже того, он понятия не имел, что делать.

Если бы это был кто-то другой, он бы просто обнял его. Но это – Хайвестер, и она бы не приняла утешение.

Тем не менее, он придвинулся ближе. И не важно, что она была злом и что он ненавидел ее. Мор плохо с ней обошелся, и Ривер не был уверен, что может себе представить все, что произошло. Он мог только догадываться.

– Я ненавижу его. – Слезы текли по ее щекам, оставляя следы на ее измазанном кровью лице. – Я так сильно его ненавижу.

Рискнув, Ривер осторожно присел рядом с ней так близко, как он думал, прежде чем она сможет ударить в защиту, либо физически, либо в устной форме. Она не переносила проявление доброты к себе.

– Это Ресеф, – напомнил он ей. – Не Мор.

– Мне плевать, – закричала она. – Я хочу повесить его на крюки и содрать с него кожу. Я хочу кастрировать его, изнасиловать, пытать его в течение следующего столетия.

– Хайвестер, послушай меня. – Он постарался говорить тихим голосом, успокаивающе, хотя, кажется, у него это не очень хорошо получалось. – Ты его Наблюдатель. Ты можешь ненавидеть его, но ты не можешь быть причиной его страданий. Соберись или тебя уволят. Этого, ты хочешь?

– А разве не этого хочешь ты? – сказала она резко. – Тебе только на руку избавиться от меня.

– Возможно, ты и не самый мой любимый человек в мире, но я лучше буду иметь дело с тобой, чем с заменой.

Замена могла быть намного хуже.

– Лучший тот враг, которого ты знаешь, я права? – Хайвестер улыбнулась, слегка, но это лучше, чем рычание.

– Права.

Она посмотрела ему в глаза, и он резко вздохнул, увидев неприкрытые эмоции в ее взгляде.

Ривер уже видел ее уязвимой, особенно, когда нашел замученной Гетель, и теперь, когда она плакала. Но это было что-то другое. Это была не боль в ее глазах. Это была… благодарность? Привязанность? Что, твою мать, это было?

Он почувствовал неприятное волнение в груди, когда они пристально смотрели друг другу в глаза, так что казалось весь мир отошел на второй план.

На заднем фоне, он слышал, как волны бьются о берег, но чувствовал, как если бы они врезались в него.

В этот момент он страдал от странного чувства нежности.

Он прочистил горло, как будто оно пересохло.

– Слушай, если ты не можешь помочь нам с Ресефом прямо сейчас, все поймут…

Хайвестер вскочила на ноги. Злость снова вернулась выражению ее лица, но сейчас она была направлена на Ривера. Как он полагал, вот чем отплатил ему падший ангел за его заботу.

– Поймут? Мне не нужно понимание от таких как вы. За кого ты меня принимаешь? За слабачку? Да пошел ты и воздух, который тебя принес! – После этих слов, она ворвалась обратно в усадьбу, оставив Ривера приходить в себя после ее выпада.

Что он не думал, так это оправится ли от чувств, которые она разожгла в нем.

О, он не влюбился в нее или типа подобной хрени. То, что он чувствовал, напоминало отголосок, будто у них с Хайвестер была любовь раньше.

Он напряг память, задаваясь вопросом, связано ли это дежавю с тем временем, когда он был ее узником, а его мозг под воздействием костного вина. Ничего конкретного не пришло на ум, с другой стороны Ривер был в бреду большую часть времени.

Тем не менее, что-то было. Потому что ему некоем образом и никогда не могла она нравиться. И если бы он что-то к ней испытывал, это уже не имеет значения, потому что однажды, когда-нибудь, он собирался её убить.

Переводчики: Yogik

Редактор: natali1875

Ад был нескончаемой болью. Туманом цвета крови. Множеством острых когтей, которые проникали в мозг и разрывали его на кусочки, как жареную свинину. С каждым рывком этих когтей возвращалось одно из воспоминаний, и от каждого воспоминания Ресеф вопил.

Иногда когти переставали вонзаться и просто воспроизводили воспоминания, которые он уже видел, потому что они были настолько ужасными, что их можно было прокручивать снова и снова, принося непрерывное сожаление и боль.

Те вещи, которые он сделал, когда был Мором, звенели в его черепе подобно безумно громкому воплю ужаса, почти полностью лишая зрения, так что он очень редко видел то, что его окружает или приходящих братьев и сестру.

Ресеф даже не был уверен, почему они приходили. Лимос пыталась привести его в порядок с помощью мокрых тёплых полотенец, а Арес заставить поесть, но он не заслуживал всего этого. Однако нокаутирующий удар от Эрика, полученный до того, как Лимос удалось вытащить человека отсюда, пришёлся как раз к месту.

А ещё он не понимал, как здесь оказался. Танатос ведь убил его, так почему он всё ещё жив?

Были и другие воспоминания, в реальности которых он не был уверен.

Джиллиан.

Он моргнул, постепенно осознавая, что лежит на полу в позе эмбриона. Ресеф никогда не мог предугадать, где окажется после очередного приступа, или в каком состоянии будет его тело.

И он не был уверен, что мгновения ясности лучше периодов бесконечного повторения воспоминаний, которые вырывали его из действительности.

По крайней мере, когда его мучили воспоминания о том, что он сделал, ему не приходилось сталкиваться лицом к лицу с людьми, с которыми он это сделал.