Ushba - Фанфик Чудовище

Очень скоро на крики примчались учителя в лице Макгонагалл. Очень кстати: в пылу спора мальчик, который обвинял Воробушка невесть в чем в пылу спора, Макмиллан, кажется, заявил следующее:

— Ты самый настоящий темный маг, Поттер. Ты — Наследник Слизерина! Это ты все устроил! Тебя на могилы родителей в Хэллоуин не отпустили, вот ты и заколдовал со зла кошку Филча.

— Во-первых, Макмиллан, завхоз, тем более его кошка, тут совершенно не при чем, а не отпустили меня директор и профессор Макгонагалл. Они, если ты видишь, — Воробей кивнул на подходившую преподавательницу трансфигурации, — живы и здоровы.

— Да профессор Дамблдор тебе просто не по зубам!

— Если он мне не по зубам, то неужели ты думаешь, что он не распознал бы мою ложь? Профессор Макгонагалл, вы же присутствовали, когда директор опрашивал меня. Скажите ему, что это не я!

Однако вместо выражения поддержки, как это бы сделали Снейп или Спраут, та просто сняла по пять баллов с Гриффиндора и Хаффлпаффа и приказала прекратить балаган и разойтись. Смешная женщина, когда это на Воробья такие меры действовали?

— При всем уважении, профессор — уперся мелкий, — но меня обвиняют Бог знает в чем! Неужели вы считаете, что я должен молчать и не отстаивать свое честное имя?! Я не открывал Тайную комнату, не нападал на Миссис Норрис и Криви, а о том, что я говорю по-змеиному, узнал только вчера. Так почему я обязан молчать на голословные обвинения?

За эту реплику ало-золотые лишились еще двадцати баллов, а конкретно мистер Поттер получил отработку у Филча (да, то еще наказание!). Поскольку решать степень вины мог лишь директор, а никак не учащиеся, и, следовательно, обсуждать здесь нечего.

— То есть, и вы мне не верите, мэм? — спросил мальчик. — Знаете, чем дальше, тем сильнее мне кажется, что мои дядя и тетя были правы, когда не хотели меня отпускать в Хогвартс. Пусть тогда я бы не повстречал своих друзей, но в обычной магловской школе не было бы ни горных троллей, ни нападений на учеников, ни обвинений на пустом месте! — и с этими словами птах развернулся и ушел в библиотеку, писать эссе по травологии.

Всего через пятнадцать минут его вызвали к директору. А за пять минут до этого — нашли еще одного маглорожденного под заклятием оцепенения, над которым парил почерневший Почти Безголовый Ник. Однако своего Гарри частично добился — шепотки в полновесные обвинения после обнаружения новых жертв так и не переросли.

В то время, как жизнь мелкого в школе все больше напоминала чудовищную смесь сказок Гоффмана и рассказов По, я тоже не теряла время зря. Фицсиммонс выполнил заказ на перевод трактата по магической мнемонике. Тварь спокойно себе спала внутри моего сознания, изредка ворочаясь, отчего мне начинали сниться кошмары. А аврорат заинтересовался моим скромным бизнесом. Так что пришлось на время залечь на дно. Fán fada fuar orthu! Go lagaí galar tógálach n-chroí! (п/а: ирл. Чтоб им провалиться! Пусть их поразит инфекция!) Как же не вовремя! После шестнадцатого сентября квиды были особенно нужны. (п/а: имеется в виду 16.09.1992, «Черная среда», после которой произошла девальвация фунта стерлингов и выход Британии из европейской валютной системы)

Но нет худа без добра: я, наконец, вплотную занялась ошметками собственной памяти и воспоминаний Твари. Последние меня интересовали даже больше, потому что они могли меня вывести на того урода, благодаря которому я и оказалась в этом теле. К сожалению, интересующая меня часть памяти миссис Лестрейндж была повреждена так, что на ее восстановление ушло почти два года. Да и то, если бы не баранасская книга, фиг бы мне это удалось. С моими воспоминаниями все было гораздо интереснее. Я помнила химическую формулу дифенилбутилпиперидина, но воспоминания, связанные с моей личностью, были кем-то вытравлены с особым тщанием. Единственным моим воспоминанием были боль в коленях, холод, ветер и шум моря. Очешуеть, как много!

Четыре года Азкабана и побег из заключения, во время которого ею едва не полакомился дементор, не прошли для Твари даром. Оказавшись на свободе, Пожирательница находилась в крайне помраченном состоянии рассудка. И старуха, вытащившая ее из-за решетки, какая-то ее родственница, то ли тетка, то ли еще кто, обратилась к какому-то колдуну, чтобы тот вылечил беглянку. И тот предпринял попытку это совершить: в один недобрый для всех день и час старая ведьма в компании с полубезумной Лестрейндж порт-ключом перенеслась к алтарю, где их ожидал полуседой горбун. В его руках была чаша из человеческого черепа, наполненная, скажем так, жидкостью, в которой метался слабосветящийся сгусток. Последнее, что мне удалось реконструировать из клубка кошмаров, видений, более ранних воспоминаний и галлюцинаций была сцена, как Беллатрикс выпивает жидкость из чаши. Все, а дальше была темнота и холод.

Я выправила себе отпуск под Рождество до самого Нового Года, выпила вина с Петунией Дурсль, достала часть фунтов из одной из заначек и рванула в Ирландию. Мелкому в подарок от тетушки ушла открытка и зубочистка. Обычная такая маленькая деревянная палочка без капли магии, от своих двойняшек в любом кафе отличающаяся лишь материалом. Некоторые зельевары из Лютного утверждали, что если палочкой из этого вида дерева поболтать — определенным образом — в Оборотном зелье после добавления частиц объекта трансформации, то таким образом можно избавиться от некоторых побочных эффектов при приеме этого зелья. Чудненько, правда? И чего только люди не придумают... Что добавила от себя тетка Воробья, я не знала и знать не хотела, вряд ли это было что-то стоящее. Мне от моего пронырливого умницы достался вплавленный в янтарную пластинку четырехлистный клевер на шнурке из волос единорога. И когда только успел?

Изумрудный остров приветливо встретил меня ветром и солнышком. Если бы не магия и трансгрессия, черта лысого бы я попала в тот же Ларн утром двадцать пятого декабря: Рождество — семейный праздник, в такие дни люди обычно сидят по домам. Впрочем, отсутствие людей на улицах и закрытые учреждения мне никак не мешали, а порой даже наоборот. Подумаешь, для этого пришлось рискнуть. Меня же не расщепило, я оказалась ровно там, куда намеревалась прибыть. А ведь я не испытывала ничего похожего на спокойствие.

Словами не передать (вернее, передать, но исключительно нецензурными), как меня трусило и колбасило, когда я оказалась на родной земле. Мне кровь из носу хотелось узнать обстоятельства своего попадания в тело беглой Пожирательницы Смерти, я мечтала услышать свое — не чужое, не придуманное, damnú orm, свое — имя, я желала, в конце концов, выяснить, как я на самом деле выглядела и насколько моя внешность схожа с той, что показало Воробышку год назад зеркало Желаний. (п/а: ирл. Чтоб меня! Проклятие!) Но в то же время я до одури боялась, что как только окажусь достаточно близко от места проведения bualadh craicinn ритуала, Тварь очнется и попытается вернуть себе тело, а я ей ни чем не смогу помешать. (п/а: ирл. Долбанного) Что повторится то, что случилось в ночь гибели Патриции О'Киф.