Заязочка - Эффект птеродактиля

Дед надрезал себе руку и окропил своей кровью алтарь. Тускло засветились руны. Теперь остановить ритуал было невозможно.

Дед взывал к предкам, прося помощи и покровительства. Северус клялся быть достойным членом нашего Рода и хорошим мужем. Я клялась быть верной и доброй женой. Присутствующие подтверждали каждую клятву тихим слаженным «Свидетельствуем!». С моей руки сняли помолвочное кольцо. С пальца Северуса тоже. Их можно будет носить потом, но сейчас их должны были заменить обручальные. Простые, даже немного грубоватые. Два изрезанных рунами золотых ободка. У Северуса лишь чуть более широкий, чем у меня. Равный брак. Иначе женское кольцо было бы серебряным, а то и железным. Но со мной так никогда бы не поступили.

Новые клятвы. Дед надрезал нам руки, и наша кровь смешалась в ритуальной чаше. Барти долил чашу до верха вином. Сперва пил Северус, потом я. Порезы затянулись сами собой. Значит, пока все идет правильно.

Все кланяются алтарю и медленно выходят из зала. Мы остались одни. Дальнейшее должно происходить в молчании.

У меня ужасно замерзли ноги, поэтому первый шаг дается нелегко. Но я сама иду к алтарю и ложусь на грубую каменную поверхность. Ткань ритуального одеяния совершенно не защищает спину от неровностей камня и его холода. Северус — теперь уже муж — подходит вплотную. Он должен доказать свою силу, разорвав два балахона. Ткань плотная и грубая, такая легко не поддастся. Я закрываю глаза. Слышится треск материи. Потом наступает очередь моего балахона. Стискиваю зубы, напоминая себе, что лучше расслабиться. Получается не очень. Мамочки, как же это всё-таки больно! Только бы не заорать. Чувствую, как по щекам текут слезы. Больно… больно…

Но все когда-нибудь заканчивается.

Меня подняли на руки, я оглянулась на жуткое ложе. Небольшое темное пятно стремительно впитывалось в камень. Руны вспыхнули ярким светом и стали гаснуть. Жертва принята.

— Больно? — спросил меня муж. — Подожди, я приготовил зелье и мазь.

В небольшой комнатке перед Ритуальным Залом нас ждали домовики. На столике на серебряном подносе стояла бутылка вина и два бокала. Ваза с фруктами. Рядом целая батарея флакончиков и баночек. Домовички держали в лапках одежду.

Меня опустили на небольшой диванчик.

— Потерпи еще немного. Хочешь вина?

Совершенно не стесняясь своей наготы, он подошел к столику и налил вино в бокалы. Я с интересом его разглядывала. Нормальное телосложение. Бледная кожа. Несколько застарелых шрамов. Видимо, получил их до того, как разработал мазь, которой лечил меня. И самое главное — никакой излишней волосатости. Не люблю я этого.

Он подал мне бокал, отпил несколько глотков сам, а затем открыл небольшую баночку. По комнате поплыл чуть горьковатый аромат трав.

— Сейчас. Не сжимай ноги.

Легкая прохладная мазь слегка пощипывала. Я отпила глоток вина и раздвинула колени. Бр-р-р-р, сейчас и там смажут. Но боль действительно исчезла. Меня поцеловали в колено.

— Прошло?

— Да, спасибо.

Я допила вино. Пора было одеваться. Нас ждали в гостиной. Белье, чулки, платье, туфли. Дилли быстро заплела мне косу. Северус тоже оделся.

Дед должен был почувствовать отклик алтаря, и они уже в курсе, что все в порядке. И хорошо, что все свои. Ну, или почти все. Понимающих взглядов и пошлых улыбочек от совершенно чужих людей я бы сейчас не перенесла.

Дед бросил на меня вопросительный взгляд. Потом внимательно посмотрел на Северуса. Удостоверился, что все в порядке и вручил подарки. Фантастический гарнитур гоблинской работы, состоящий из диадемы, колье, серег и браслетов, щедро усыпанных бриллиантами — мне. И золотые часы с цепочкой — Северусу. Все как у людей. Гарнитур же явно принадлежал хозяйке дома. Дед демонстративно отказывался от возможности когда-нибудь жениться, отдавая мне самое почетное место в доме. Сметвик и Боунс понимающе переглянулись. Барти склонил голову, признавая выбор отца и мои права. Мэгги улыбнулась и, опустившись на одно колено, поцеловала мне руку, подчеркивая свое зависимое положение и прося хозяйку дома о защите и покровительстве. Я поцеловала ее в лоб. Все было правильно.

Большая хозяйская спальня нашего дома была заперта, когда умерла моя бабушка. Иногда там бывал дед, но никто из других обитателей дома не переступал ее порога. Это было табу. И я не собиралась претендовать на эту комнату. Статус — статусом, но причинять боль деду совершенно не хотелось. Была еще одна парадная спальня, которая отходила старшему сыну после его свадьбы. Барти жениться не собирался, так что нас устроили там. Это было и в чем-то логичнее. Впрочем, впоследствии никто не запрещал молодоженам перебраться в отдельные спальни.

Большая мрачная комната была ярко освещена и празднично убрана. Кровать черного дерева, щедро украшенная резьбой и позолотой, стоящая на возвышении в несколько ступеней, поражала своей монументальностью. Здесь с полным комфортом могло расположиться человек пять.

— Жуть! — сказала я, разглядывая этот образчик мебельного искусства. — Разве на таком спят?

— Думаю, что кровать удобнее, чем выглядит, — заметил Северус. — Тебе помочь?

Я подошла к нему и повернулась спиной. Он ловко расстегнул мое платье и спустил его с плеч. Я распустила пояс, позволяя платью скользнуть вниз.

— Давай, переодевайся и устраивайся в кровати, — сказал он мне на ухо. — А то я не удержусь, а тебе на сегодня хватит. Мазь сняла боль, но на заживление нужно несколько часов. Не дразни меня, хорошо?

В этом был резон. Были и другие способы, но пусть меня им научит он сам. Так будет лучше для нас обоих. В ногах кровати стоял столик с полным льда серебряным ведерком с бутылкой шампанского, двумя хрустальными бокалами, вазой с фруктами, накрытым зачарованной крышкой блюдом с закусками и вазой с букетом красных роз. Я отщипнула несколько виноградин, а потом забралась в кровать. Она действительно оказалась намного удобнее, чем казалось на первый взгляд.

Вскоре матрас прогнулся под весом еще одного тела. Я тут же прижалась спиной к его боку. Меня поцеловали в макушку.

— Нокс!

Свечи потухли. Было тепло, мягко, уютно. Сколько же молодых женщин засыпало на этой кровати после брачного ритуала? И не факт, что всем оказывали помощь и успокаивали. Нет, об этом лучше не думать. Будем считать, что они были счастливы и довольны. Так проще. Мнительному человеку нечего делать в таких домах, как наш. Многим предметам мебели было не по одному веку. Начни думать, не умер ли кто-то на этой кровати, и спать не сможешь. Гораздо важнее, чтобы дорогой супруг не обнаружил каких-нибудь сюрпризов.

— Ты не храпишь? — тихо спросила я.

— А ты? — вернули мне вопрос.

— Не знаю, — честно ответила я, — я раньше спала одна. Так что сказать об этом было некому.