QQy - Власть любопытства

Я открыл глаза, чувствуя напряженные до боли мышцы своего тела. Теперь я точно знал, кто я. Меня зовут Гарри Поттер, и я стою в комнате с источником Блэков. Расслабив правую руку, я стряхнул набранную в ладонь кровь на самый обычный серый камень, на котором виднелось маленькое бурое пятнышко. Обернувшись, я увидел Гермиону с затуманенным взглядом. Я сделал два быстрых шага и прижал ее к себе, испачкав ее спину кровью из уже затягивающейся раны. С облегчением, я почувствовал, как она зашевелилась и посмотрела мне в глаза. В словах не было смысла, я сразу понял, что она пережила тоже, что и я. Ее множественная личность была еще не такой развитой, как у меня, но я надеялся, что сознание справиться с потоком информации. Что теперь делать? Единственный вопрос занимал меня, в ответ я получил взгляд карих глаз, полный любопытства и интереса, которые воспринимались в ее эмоциях, как в моих. Я увидел молчаливое понимание и принятие своих невысказанных планов.

Я подхватил Гермиону и закружил по комнате, мы рассмеялись беззаботным легким смехом, с пониманием пришло облегчение. Только сейчас я почувствовал на губах солоноватый вкус крови и сладковатый запах воздуха. В замешательстве оглядевшись, я увидел около одной из стен маленькое тельце. В изуродованном, выпотрошенном существе с трудом угадывался Добби. Его голова свисала на шее, выгнутой под неестественным углом, большие глаза были наполнены удивлением. Грудная клетка вспорота чем-то острым от живота до горла. Маленькие липкие на вид внутренности вывалились на пол, а на стене остался хорошо заметный след крови, сложившийся в абстрактный узор.

Я поставил Гермиону и посмотрел на свою левую руку. На каждом пальце вырос острый почти прямой черный коготь. Я провел ими по груди, чувствуя, как затягивается только что нанесенная рана. Усилием воли я заставил свою руку стать нормальной и подошел к Добби. Подняв то, что осталось от его тела на руки, я повернулся к Гермионе.

Она сидела на камне, который мы по ошибке считали алтарем рода, на ее лице отразилась моя хищная улыбка. Положение сразу показалось до безумия карикатурным, резким движением я оторвал голову Добби, откинув остатки тела в сторону, улыбка Гермионы стала еще шире.

—Кричер, мелкий уродец, где тебя носит? Быстро сюда!

Около меня раздался холопок и я, не глядя, кинул туда голову домовика, не переставая разглядывать обнаженное тело Гермионы.

—Убери тут все, а голову высуши и повесь в коридоре. Добби хорошо послужил роду Блэк, тебе бы следовало у него поучиться. Пошел отсюда.

Последние слова я гаркнул, снова отрастив когти и вспоров податливую теплую плоть Гермионы. Она запрокинула голову и с наслаждением улыбнулась, вонзив тонкие когти в мою руку. Размазывая кровь из затягивающейся раны по телу, я схватил ее за затылок и впился в теплые губы. Мир вокруг закружился, и все потеряло значение, кроме опьяняющего бесконечного наслаждения.

Солнечный луч скользнул по гладкой стене, напоминая о похожей ситуации в другой комнате в какой-то другой далекой жизни, которая принадлежала какому-то совсем другому человеку. Чувствовалась слабость, немного болела голова, но в целом все было весьма терпимо, пока я не решил изменить свое положение в пространстве. Движение руки отразилось во всем теле острой болью, которая медленно сменялась расходящимся волнами гудением в мышцах. Открыть глаза было выше моих сил, я хрипло втянул затхлый воздух и протянул руку вперед. К счастью, получилось нащупать флакон с каким-то зельем, по запаху похожему на восстанавливающее. Подумав, что хуже уже быть не может, я осушил флакон одним глотком. Последствия моего ужасного заблуждения не заставили себя ждать, отвратительный вкус вызвал рвотные позывы, меня всего скрутило, но спустя несколько секунд стало гораздо лучше.

Я смог открыть глаза, свет, приглушенный плотно задернутыми занавесками, резанул по нервам. Оглядевшись, я обнаружил себя сидящим голым на огромной кровати в одной из неиспользуемых спален. Рядом, лежа на животе, мирно посапывала Гермиона. Ее дыхание было спокойным и ровным, так что я особо не беспокоился. Внимательно осмотрев комнату, я с радостью обнаружил на полу еще несколько восстанавливающих зелий и тут же выпил одно. Слабость, наполнявшее тело, постепенно уходила, и я решил, что готов отправиться на поиски ванной. Я чувствовал себя до отвращения грязным.

Стоя под теплыми струями, я, наконец, решился попробовать разложить по полочкам свои воспоминания. Я не мог сказать, сколько точно прошло времени с тех пор, как поцеловал Гермиону, сидящую на камне. После этого воспоминания были отрывочными и больше походили на сон, наполненный сладостными неясными образами.

Вздохнув, я обратился к более ранней памяти, и мое сердце сжала ледяная рука. Бедный Добби. Как я мог с ним так поступить? Нужно будет обязательно похоронить его останки. Но что заставило меня так сделать? Я помню, как решился подчинить себе источник Блэков. Какая глупость и самоуверенность! Тем более, «подчинить» не то слово, теперь это понятно, но сейчас не об этом. В самый ответственный момент в зал с камнем вбежала Гермиона, это даже хорошо, без нее я бы, наверное, сошел бы с ума окончательно. Она стала для меня точкой опоры и, вероятно, я для нее. Прислушавшись к себе, я попытался восстановить воспоминания прошлых жизней. Или параллельных? Или вообще гипотетических? Да, собственно, какая разница, я не вспоминал их, я проживал эти жизни, как свои собственные. Вспомнить я смог только несколько. Ужасно страшные моменты рождения и не менее отвратительные мгновения смерти. Меня передернуло, когда я вспомнил, как меня подхватила возбужденная религиозным экстазом толпа. Даже к лучшему, что сознание заблокировало опасные воспоминания, я даже читал о подобном психологическом феномене. Не уверен, что могу осознать их все сразу, но постепенно я приду к этому.

Натянув халат и тапочки, я спустился в гостиную и обнаружил посреди комнаты большой искромсанный камень, покрытый почти ровным слоем субстанции неопределенного цвета и состава. От пола по камню шла весьма значительная трещина, а в стенах торчали неровные куски величиной с кулак. По полу были раскиданы осколки то ли бутылок, то ли склянок от зелий, некоторые из них окружали лужи крови. Другой мебели в комнате не было, она, вероятно, была выброшена в разбитые окна. Гобелен с семейным древом Блэков был наполовину оторван от стены и свисал до пола неровными частично подпаленными лохмотьями. В камине мирно тлел увесистый фолиант, на обложке которого еще можно было прочитать «Чистокровные семьи Британии», он был подозрительно мокрый и явно не подлежал восстановлению. Мне неожиданно вспомнилось, как неожиданно мне стало холодно из-за разбитого окна, и пришлось растопить камин первым, что попалось под руку.