Фарли Моуэт - Не кричи: «Волки!»

Утеку сделалось не по себе.

— Ты хочешь сказать, когда это сьест волк? — с надеждой спросил он.

— Наак, — ответил я, щеголяя своим знанием эскимосского языка, — не только волк, но и песец, и даже человек. Солитер разовьется в любом из них, хотя в человеке, пожалуй, несколько хуже.

Утек вздрогнул и поскреб живот, будто почувствовал болезненное ощущение в этом месте.

— К счастью, я не люблю печенку, — с облегчением вздохнул он, уцепившись за этот спасительный факт.

— Ну, глисты в теле карибу встречаются повсюду, — сказал я с энтузиазмом эксперта, просвещающего профана. — Смотри. Видишь точки в мясе огузка? Белые люди называют такое мясо «финнозным». Это покоящаяся форма другого паразитического червя. Правда, я не знаю, развивается ли он в человеке. Но вот такие — и я ловко извлек из рассеченного легкого нитевидные нематоды длиной свыше двадцати сантиметров каждая, — такие встречаются и у людей; они способны удушить человека.

Утек зашелся в припадке кашля, и его кирпичное лицо побледнело.

— Довольно, — взмолился он, — замолчи! Я сейчас же вернусь в лагерь и стану думать о других вещах, пока не позабуду все сказанное тобой. Нет, ты недобрый! Ведь если это правда, то мне остается только питаться рыбой, как выдре, или умереть с голоду. Но, может, это только шутка белого человека?

Я деланно рассмеялся.

— Еема, Утек. Ну, конечно, я пошутил. Это только шутка. А теперь ступай в лагерь и приготовь на ужин бифштексы. Только, — я не смог удержаться от невольной мольбы, — прожарь их как следует!

В середине сентября выгоревшая тундра угрюмо побурела; лишь там, где раньше заморозки тронули низкие ягодники, ее оживлял красновато-коричневый оттенок.

Болотистые пастбища вокруг Волчьего Дома покрылись сетью свежих троп, проложенных идущими на юг стадами карибу, и жизненный уклад волков изменился.

Волчата покинули летнее логовище, и хотя еще не могли сопровождать Ангелину и двух самцов на большую охоту, но уже принимали участие в ближних вылазках.

Они начали познавать мир, и эти осенние месяцы были счастливейшими в их жизни.

Когда мы с Утеком возвратились домой после путешествия по центральной тундре, то обнаружили, что наша семья волков бродит широко по своему участку и проводит дни там, где увлечется охотой.

В меру своих сил и возможностей я делил с ними бродячую жизнь и безмерно наслаждаться. Комары исчезли. По ночам иногда подмораживало, но дни стояли теплые и ясные.

В один из таких ласковых, солнечных деньков я направился на север от оза, вдоль гряды холмов, которые возвышались над обширной долиной. Долина была богата кормами и служила оленям излюбленной магистралью, ведущей на юг.

На белесом небе тучей сажи висели вороньи стаи, сопровождающие стада оленей. Выводки тундрянок-куропаток кричали в зарослях стелющегося кустарника. Стайки морянок, готовых к дальнему перелету, бороздили озерца тундры.

В долине подо мной медленно катился поток карибу — стадо за стадом. Продолжая пастись, они безумно двигались на юг: их направлял инстинкт, более древний, чем наши познания.

В нескольких километрах от оза, где находилось волчье логово, мне посчастливилось найти нишу на вершине утеса, и я устроился весьма удобно: спиной уперся в шероховатую, нагретую солнцем скалу, колени подтянул к подбородку и навел бинокль на живой поток в низу в надежде увидеть волков.

И я не обманулся в своих ожиданиях. Около полудня на гребне поперечной гряды, чуть к северу от меня, появились два волка. Через некоторое время к ним присоединились еще два взрослых волка и четверо волчат. После обычного ритуала — прыжков, взаимного обнюхивания и помахивания хвостами, большинство волков улеглось, но некоторые продолжали сидеть и лениво наблюдали за оленями, которые двигались по обеим сторонам долины, в нескольких сотнях шагов от волков.

Я сразу узнал Ангелину и Георга. Что же касается другой пары волков, то один из них смахивал на дядюшку Альберта, а другого — стройного темно-серого зверя — мне прежде не доводилось встречать. Я так и не узнал, кто он и откуда, но до конца моего пребывания в тундре он неизменно оставался в стае.

Среди волков, точнее, среди всего живого вокруг, включая оленей и меня самого, только Георг проявлял некоторую активность. В то время как остальные блаженно грелись на солнышке, Георг неугомонно сновал взад-вперед по гребню хребта. Разок-другой он останавливался перед Ангелиной, но та не обращала на него никакого внимания и только лениво помахивала хвостом.

Сквозь дремоту я заметил, как на склон гряды, где отдыхали волки, поднялась важенка — очевидно, наткнулась на участок, густо поросший лишайником. Она, несомненно, видела волков, но продолжала двигаться в их направлении и вскоре оказалась метрах в двадцати от одного из волчат. Волчонок, внимательно следивший за ней, поднялся на ноги и, к моему великому удовольствию, стыдливо оглянулся через плечо на остальных волков, а затем, повернувшись, пополз к ним с поджатым хвостом.

Даже Георг, этот матерый хищник, который медленно приближался к важенке, вытянув нос принюхиваясь, не смог нарушить ее безмятежного спокойствия. И только когда он, оскорбленные в своих лучших чувствах, сделал ложный выпад в ее сторону, важенка высоко вскинула голову, повернулась на задних ногах и галопом помчалась в долину — скорее возмущенная, нежели испуганная.

Время шло, живой поток продолжал двигаться, и я уже потерял всякую надежду назахватывающее зрелище — видимо, придется удовлетвориться коротенькой интермедией, разыгранной между волком и важенкой; очевидно, волки сыты и наслаждаются послеобеденной сиестой. Но я ошибся — Георг что-то задумал.

Он в третий раз подошел к Ангелине, лениво разлегшейся на боку, и на этот раз не принял отказа. Право, не знаю, что уж он ей сказал, но, верно, что-то дельное — волчица поднялась, отряхнулась и послушно двинулась за ним. А Георг тем временем направился к другой паре — Альберту и Незнакомцу — и принялся их обнюхивать. Выслушав его предложение, те в свою очередь поднялись на ноги. Волчата, всегда готовые принять участие в любом мероприятии, с восторгом присоединились к взрослым. Встав в круг, вся стая подняла морды и завыла — точь-в-точь, как они это делали у логова перед ночной охотой.

По правде говоря, меня удивило, что они готовятся к охоте так рано, средь белого дня, но, пожалуй, больше всего меня поразило, что олени никак не отреагировали на волчий хор. Лишь некоторые из них лениво подняли головы и равнодушно взглянули в сторону волков, а затем снова принялись за мировую пастьбу. Я не успел осмыслить происходящее, как Ангелина, Альберт и Незнакомец убежали, оставив волчат сидеть рядком на самом гребне; прямо перед ними расположился Георг. Один из волчат кинулся было вслед за волками, но Георг двинулся на него, и тот поспешно вернулся на место.