Пётр Заводчиков - Дыша одним дыханьем

— Отделение сержанта Меньшагиной, три шага вперед! — приказал Хижняк.

И девушки вышли, не понимая, что случилось.

— Товарищи! — сказал старший лейтенант. — Я ходил на участки, которые разведало это отделение, — не поверил схеме. Теперь могу сказать — все правильно. Сержант Меньшагина и ее бойцы нашли и обозначили минные поля, на которых установлено несколько тысяч мощных противотанковых мин. Мы эти мины спокойно снимем и еще используем против фашистов, но судите сами, сколько несчастий предотвращено благодаря внимательности и мастерству девушек. От лица службы объявляю отделению сержанта Меньшагиной благодарность!

Потом оказалось, что старший лейтенант еще скромно определил число мин, найденных отделением. Их сняли, вынули взрыватели, сложили в штабеля, на каждой указали номер части, фамилию ответственного лица. Мин было двенадцать тысяч!

Теперь уж никто не сетовал на тихую жизнь. Вспоминая Нарву, Ивангород, говорили: «Там как-никак легче приходилось». У Воронки не было обстрелов, вражеские самолеты редко появлялись в небе и проходили стороной, но в тихих, заросших сорными травами полях смерть подкарауливала на каждом шагу.

Ох уж эта трава — жирная, высокая, густая, — она скрывала все, поставленное на земле. И она была пристанищем мошкары, комаров, слепней — всех этих заклятых врагов минера. Комары и мошка облепляли людей, оводы кружили над ними с долгим пронзительным жужжанием и затихали, присосавшись к человеческой коже, покрытой испариной от солнца и работы. Они кусали жадно и неумолимо. Они были способны лишить покоя, обратить в бегство даже стадо коров, если б те паслись на лугах у реки, как в прежние годы. Но теперь скота не было, одни люди, и все летучие кровопийцы накидывались на них с удесятеренной яростью, а минер не мог сделать даже резкого движения, чтобы отогнать тучи гнуса и оводов, даже лишнего шага ступить. Облепленный ими, он должен был продолжать свое дело спокойно, методично, не отвлекаясь, все заметить, ничего не пропустить. И ни к чему не прикоснуться нечаянно, случайно.

Комбат установил строгий порядок розыска и уничтожения мин: искали в первой половине дня, а во второй подрывали. Если в неположенный час с полей доносился взрыв, он звучал как сигнал несчастья.

Впрочем, был случай, когда двое солдат — Томилин и Востриков — потревожили всех взрывом, произведенным и в положенное, «законное» время. Очень уж взрыв вышел неожиданный и сильный. Солдаты проверяли заросшую дорогу, которая пересекала недавнюю линию фронта — и наши и немецкие траншеи. Пока надо было хоть дорогу очистить, до полей, лежавших слева и справа, очередь еще не дошла. Перед первой немецкой траншеей собака показала большой участок, густо уставленный противотанковыми минами. Мины оказались старые, разряжать их было нельзя, но и на месте взрывать не стали — пожалели дорогу. Командир приказал сдернуть их «кошками». Томилину и Вострикову поручили взорвать мины в стороне от дороги, когда наступит установленный час, а другие солдаты уйдут вперед не меньше чем на 300 метров.

Томилин и Востриков все сделали, как было приказано: дождались положенного времени, дали отделению уйти. Только взрывать мины поодиночке им не захотелось — сложили десяток тяжелых коробок в кучу и вставили зажигательную трубку со шнуром, длинным, почти в два метра. Пока он горел, солдаты могли спокойно уйти в безопасное место. Они укрылись в немецком дзоте с толстым бревенчатым накатом. Через узкую амбразуру можно было наблюдать за местом, где лежали мины.

Минеры спокойно стояли в дзоте, но взрыв ахнул такой, что обоих сбило с ног и засыпало землей — даже покрытие не защитило. Взрыв услышали и в палаточном лагере. Ударило так, словно рядом дал залп тяжелый дивизион. Возле дороги, где работали минеры, поднялось черное облако и долго не оседало.

Начальник штаба капитан Дедов взглянул на это облако и вскочил на первую попавшуюся ему машину. Только приказал шоферу: «Гони вовсю». На секунду остановился, встретив старшего сержанта Кириллова, который возвращался с отделением с другого задания. «Давай со мной!» — крикнул ему Дедов. И они помчались вместе, беспокойно гадая, что за несчастье произошло и кто мог оказаться там.

Возле глубокой воронки у дороги стояли Томилин и Востриков — оглушенные, обсыпанные землей и ничего не понимающие. Навстречу бежали солдаты их отделения, ушедшего было на полкилометра вперед.

— Что за взрыв? — допытывался капитан Дедов, но Томилин и Востриков не могли объяснить, только сбивчиво рассказывали, что, правда, взорвали мины не по отдельности, а сразу десять или немного больше, но взрыв вышел такой, словно подняло целый пороховой склад.

— Детонация, товарищ капитан, — коротко доложил старший сержант Кириллов, успевший осмотреть ближние к дороге места. — Вон как разворотило кругом.

Действительно, по обе стороны от дороги были видны глубокие, еще курящиеся воронки, вывороченные кусты, расщепленные стволы деревьев. История прояснилась. От сильного взрыва десятка мин взорвалось целое противотанковое минное поле, а его еще более мощная взрывная волна ударила в другое поле, расположенное на склоне холма, и подняла его тоже на воздух. Все это произошло с такой быстротой, что человеческое ухо восприняло три взрыва как один.

Строго говоря, Томилин и Востриков нарушили правила — взрывать противотанковые мины кучей не полагалось, но результат оказался неожиданно благоприятным. Дедов в наказание заставил их сосчитать все воронки, и, если бы не белая ночь, солдаты не скоро могли бы доложить итог: взрыв сразу обезвредил 546 противотанковых мин.

Тут было о чем подумать. В батальоне и прежде пробовали убирать особенно трудные минные поля направленными взрывами, но только не в таких масштабах. Теперь случай показал, что это поразительно эффективный способ, и к нему стали широко прибегать. Старший сержант Кириллов, обладавший редким талантом минера, делал это особенно хорошо, только он не любил говорить о своих делах, потому и Вале Глазуновой ничего не рассказал.

Стояли светлые, нежаркие дни северного лета. Росли штабеля снятых мин. И каждый вечер гремели взрывы, уничтожавшие фугасы поодиночке и целыми полями. Но в земле вдоль маленькой речки Воронки взрывчатки словно и не убывало.

Чувствовать себя тыловиками минерам здесь и впрямь не приходилось. Как-то к палаточному лагерю приехал полковник, не очень чисто говоривший по-русски. Это был помощник командира эстонской дивизии. Он сообщил, что части дивизии идут своим ходом через эти места. Куда идут, было нетрудно догадаться: дорога вела к Нарве, на фронт. И раз дивизия направлялась на небольшой пока плацдарм, созданный нашими войсками на эстонской земле, это заставляло думать, что новое наступление не за горами.