Джеральд Даррелл - Птица-пересмешник [Новый перевод]

Спросите, с чего ей это пришло в голову? А вот с чего: до нее дошло, что виновницей возникшей заварушки стала какая-то птица, но она не понимала какая и решила от греха подальше запереть всех своих сорок цесарок в гостиной — целее будут.

В эти смутные дни раздражение Питера, вызванное всей этой дурацкой ситуацией, несколько компенсировалось зрелищем как компания (его дядя; маршал авиации — хрупкий старец-маразматик; бригадир — невзрачный, словно грецкий орех; контр-адмирал с красным, как земляника, лицом и круглыми голубыми глазами истого морского волка — в том смысле, что они были абсолютно пусты; и лорд Хаммер) пробиралась к своему утреннему кофе по ковру из цесарочьего помета.

Между тем ситуация на острове становилась все хуже. И католический, и протестантский миссионеры одновременно почувствовали, что от них отходит верная паства, по большей части состоявшая из фангуасов. Единственной, от кого никто не ушел, была Джу. Поэтому, когда отец О'Мэлли и его преподобие Брэдстич пригласили ее пойти с ними во дворец для заявления протеста, она согласилась крайне неохотно.

— Отвратительно… Это же богохульство… Поклоняться птице… — сказал королю отец О'Мэлли. По мере того как негодование его возрастало, его ирландский акцент становился все более густым, словно овсяная каша. — Вы же глава государства! Явите собой пример, положите этому конец! Неужели вы не понимаете?

— Име-е-енно так, име-е-енно так, — проблеял его преподобие Брэдстич, вытирая пот с лица, похожего на толстенную сальную свечу. — Не мне вам рассказывать, как это подрывает основы христианства! Вчера я читал проповедь всего лишь четверым.

— Какой стыд!.. Какой позор!.. — вторил О'Мэлли.

Кинги откинулся на спинку кресла и спокойно смотрел на них. Затем он обратился к Джу, которая еще не брала слова.

— Ну а вы что скажете, ваше преподобие Длиннаяшаль?

— А мне-то что? Мне все равно, — сказала Джу, слегка возмущенная тем, что ее привели сюда да еще заставляют выступать. — Меня все это не касается. Я так и сказала своей пастве: можете относиться к пересмешнику как вам заблагорассудится, я все равно никого из вас не прогоню. Мое мнение — Бог создал пересмешника прежде человека, и Божью волю мы обязаны уважать. Если ты боготворишь птицу — значит, почитаешь одно из творений Божьих, а следовательно, почитаешь и Его Самого. Так я считаю.

— Но это же идолопоклонство, — рявкнул отец О'Мэлли.

— Не-е-гоже так поступать истинному христианину, — проблеял Брэдстич. — Вы ме-е-е-ня удивляете, Длиннаяшаль.

— Не перестану заявлять, что это — подрыв истинной веры, — прорычал О'Мэлли. — Это нужно прекратить.

Услышав это, Кинги, до того опиравшийся на спинку кресла, вдруг резко сел.

— Я, кажется, не учу вас, чему поклоняться, а чему не надо, — холодно заявил он. — Мы, зенкалийцы, почли бы такое за дерзость. Ну так вот: завтра я издам указ — всем иностранцам или начать почитать пересмешника, или покинуть Зенкали. Что вы на это скажете, а?

Отец О'Мэлли вздрогнул, как будто Кинги ударил его.

— И это… после стольких лет моей работы… после того, как я спас столько душ?

— Э-э-это… будет ве-е-есьма ре-е-е-троградный шаг, — проблеял Брэдстич.

Джу печально улыбнулась Кинги:

— Я так считаю — твой остров, поступай как знаешь, — сказала она. — Но мне будет очень жаль его покинуть.

Король долго смотрел на них, а затем вздохнул.

— Ну-ну, не беспокойтесь. Такого указа я не издам, — сказал он, и миссионеры вздохнули с облегчением.

— Вместе с тем, — продолжил он, подняв могучую розовую ладонь, — попрошу выслушать, все, что я скажу, чтобы вы не забывали, где находитесь. Если хотите знать мою точку зрения — мне все равно, что вы там проповедуете, лишь бы это не причиняло вреда другим. Оценивая позиции всех троих, я скажу без обиняков: права Джудит Длиннаяшаль. У меня нет ни малейшего намерения вмешиваться в верования моего народа, и я не собираюсь приводить их в соответствие с вашими, кстати сказать, весьма эксцентричными представлениями о божественном. Если кто-нибудь из моего народа пожелает обратиться в вашу веру, он имеет на это полную свободу. Равно как и полную свободу веровать во все, что ему нравится, лишь бы это не шло во вред Зенкали. Вы всегда должны помнить следующее: то, что один человек почитает как божество, для другого, может статься, — просто волшебная сказка. Но ведь и божества, и волшебные сказки имеют право на существование в этом мире.

— О, Кинги, как ты умен! — с удовлетворением сказала Джу.

— Благодарю, — величественно произнес Кинги.

Он встал с кресла, давая понять, что аудиенция окончена, и поникшие духом представители католической и англиканской церквей, а также торжествующая Джу побрели к выходу.

— Ну, ребята, — сказала она, когда вся троица покинула дворец, — мне пора. Моя паства меня заждалась. У нас сегодня занятия по хоровому пению. — Ей явно хотелось насыпать соперникам соль на раны.

…В смутной ситуации, когда едва ли сотый понимает, что творится вокруг, когда каждый ожидает зла от любого себе подобного, когда никто не стесняется в средствах для достижения цели, люди начинают принимать на веру любую чушь, которую они в нормальных обстоятельствах пропустили бы мимо ушей. Когда кто-то пустил слух, что вся популяция пересмешников была тайком отловлена и спрятана не где-нибудь, а в Английском клубе, в этом ни на минуту не усомнился ни один зенкалиец. В результате у стен Английского клуба сошлись воинственная группа гинкасов, вознамерившаяся перебить пойманных птиц, и команда крепких, как сталь, фангуасов, вознамерившаяся их защитить.

События развернулись в тот блаженный час, когда все английские поселенцы на Зенкали, общим числом около тридцати пяти душ, собравшись в клубе, блаженно попивают напитки со льдом, флиртуют с чужими супругами (обычно в самой бесхитростной манере, не требующей похвальбы остроумием), почитывают «Панч» или «Иллюстрейтед Лондон ньюс» месячной давности, играют на бильярде или в крокет, а то и просто сидят на скамеечках и обсуждают поведение аборигенов. Несмотря на то что в последние дни поведение черномазых становилось все возмутительнее, англичане были по-прежнему убеждены, что благополучно отсидятся за высокой, аккуратно подстриженной живой оградой из гибикуса. Что бы там ни творили снаружи зенкалийцы, англичане верили, что здесь, в ухоженном райском уголке, они в полной безопасности. Каково же было их удивление, когда высокая живая ограда оказалась поверженной лавиной дерущихся фангуасов и гинкасов.

Табби Фотескью, удалой регбист с богатейшей мускулатурой и без единой извилины в мозгу, схватил крокетный молоток и проломил несколько черепов — как фангуасских, так и гинкаских. Потребовались дружные усилия пяти дюжих зенкалийцев обеих этнических групп, чтобы совладать с ним и потерявшего сознание бросить в заросший лилиями пруд, являвшийся одной из ботанических достопримечательностей Английского клуба.