Конрад Лоренц - Кольцо царя Соломона [litres]

Тот факт, что сам человек дает правильное решение и подсказывает его животному, был определенно доказан одним из моих коллег, который провел эксперимент со знаменитой таксой, принадлежавшей некоей старой матроне. Способ, примененный моим другом, был предательским; неправильный ответ на задачу предлагался не «считающей» собаке, а ее хозяйке. С этой целью экспериментатор сделал несколько плотных карточек, на лицевой стороне которых жирными буквами были написаны простейшие задачки. Каждая карточка была склеена из нескольких слоев прозрачной бумаги, на самом заднем листе содержалась другая задачка. Создавалось полное впечатление, что вам видна на просвет надпись на лицевой стороне, обращенной в сторону животного. Ничего не подозревающая хозяйка, видя перед собой зеркальное изображение текста, предполагает, что она верно решила задачу, и бессознательно транслирует своей собаке ответ, не согласующийся с надписью на лицевой стороне карточки. Представьте себе ее удивление, когда питомец, впервые за все время их выступлений, снова и снова дает неправильный ответ. Прежде чем закончить сеанс, мой друг предложил хозяйке и ее собаке задачу, которую питомец мог решить, а старая леди не могла. Он положил перед таксой тряпку, пропитанную запахом суки в состоянии течки. Собака пришла в возбуждение, начала скулить и вилять хвостом – она-то знала, чем пахнет кусок материи. Опытный хозяин тоже мог бы догадаться обо всем по поведению своего питомца. Но старая леди не знала этого. Когда собаку спросили, чем пахнет тряпка, она быстро «отстукала» ответ своей хозяйки: «Сыром!»

Чрезвычайная восприимчивость многих животных к некоторым мимолетным признакам эмоционального состояния – например, способность собаки уловить, какие чувства, дружеские или враждебные, питает ее хозяин к окружающим людям, – все это вещи, достойные изумления. Поэтому неудивительно, что наивный наблюдатель, пытающийся приписать животным человеческие качества, рассуждает следующим образом: если мой питомец способен угадывать даже невысказанные мысли, то он тем более должен понимать каждое слово из уст любимого хозяина. Каждая смышленая собака понимает какое-то количество слов. Но, с другой стороны, не следует забывать, что способность воспринимать тончайшие оттенки настроения именно потому сильно обострена у животных, что они лишены настоящей речи.

Как я уже говорил, все врожденные способы выражения эмоций, такие, например, как сигнальный код галок, весьма далеки от человеческого языка. Когда ваша собака тычется в вас носом, скулит, бегает перед дверью или скребет лапой около водопроводного крана, одновременно умоляюще поглядывая в вашу сторону, – все эти ее поступки намного ближе к нашей речи, нежели «разговор» галок или серых гусей, хотя тонко дифференцированные звуки, издаваемые этими птицами, порой кажутся весьма «разумными» и вполне подходящими к случаю. Собака хочет заставить вас открыть дверь или повернуть кран, и в основе ее поступков, побуждающих вас действовать в определенном направлении, лежат вполне специфичные и целенаправленные мотивы. Собака никогда не станет проделывать всего этого в ваше отсутствие. Напротив, звуки, издаваемые галкой или серым гусем, – это лишь бессознательное выражение внутреннего состояния птицы. Когда наступает определенное настроение, непроизвольно вырывается и соответствующий крик, независимо от того, есть ли поблизости кто-нибудь, кто может услышать эти звуки.

Разумные действия собаки, о которых я только что упоминал, не являются врожденными, они приобретены в результате индивидуального научения и обусловлены истинным пониманием обстановки. Сука Стаей, прабабушка моей теперешней собаки, съев однажды что-то неподходящее, захотела выйти на улицу среди ночи. В те дни я был перегружен работой и спал очень крепко, поэтому собака не могла разбудить меня и сообщить о своей насущной потребности принятыми у нас способами. Чем больше она скулила и тыкалась в меня носом, тем глубже я зарывался головой в подушки. В этой отчаянной ситуации Стаей была вынуждена отказаться от своего обычного послушания. Она решилась на поступок, за который в другое время была бы строго наказана. Вспрыгнув на кровать, собака в буквальном смысле слова подкопалась под меня и сбросила на пол. Такое приспосабливание к насущным нуждам момента совершенно не свойственно «словарю» птичьего языка. Птица никогда не выбросит вас из кровати.

Попугаи и крупные врановые наделены «речью» совершенно иного рода. Они способны имитировать слова человеческого языка. У этих птиц иногда возможны ассоциации между теми или иными звуками и определенным индивидуальным опытом. Такая имитация – это не более как «пересмешничество», свойственное многим певчим птицам. Пеночка-пересмешка, красноголовый сорокопут [49] Пеночка-пересмешка (Hippolais icterina) – маленькая зеленовато-желтая птичка, обычная в широколиственных лесах Западной Европы и Советского Союза. Красноголовый сорокопут (Lanius senator) – птица из отряда Воробьиных, распространенная в Западной Европе, Северной Африке и Передней Азии (в СССР – в Закавказье). Питается крупными насекомыми, но, подобно другим сорокопутам, довольно часто нападает на мелких птиц, ящериц и лягушек. и многие другие воробьиные – большие мастера этого искусства. Пересмешничество представляет собой имитацию звуков, которые не являются врожденными; птица обучается им в течение своей жизни и произносит их только во время пения. Звуки эти ровным счетом ничего не значат и совершенно не связаны с врожденным «словарем» вида. Все то же самое можно сказать о скворце, сороке и галке, которые не только передразнивают других птиц, но и способны имитировать отдельные слова человеческой речи. Однако «разговор» попугаев и крупных врановых – это явление несколько иного рода. Звуковая имитация у них не преследует определенной цели, она носит характер своеобразной игры – эти черты весьма присущи пересмешничеству у мелких птиц и в какой-то степени сродни играм психически более развитых животных. Но, с другой стороны, врановые и попугаи обычно произносят человеческие слова отдельно от песни, и несомненно, что эти звуки в некоторых случаях выражают определенные смысловые ассоциации.

Многие серые попугаи, равно как и представители некоторых других видов, произносят «доброе утро» только однажды в течение дня и как раз в подходящее время. У моего друга профессора Отто Кёлера жил старый серый попугай по кличке Гриф. Птица выщипывала у себя перья; постоянно предаваясь этому пороку, она стала почти совсем голой. Гриф не был красавцем, но он с лихвой искупал этот свой недостаток исключительным талантом имитатора. Попугай говорил «доброе утро» и «добрый вечер» абсолютно кстати. Когда гость поднимался, чтобы откланяться, птица доброжелательным низким голосом изрекала: «Ну, до свидания». Это говорилось лишь в том случае, если посетитель действительно должен был уйти. Подобно «думающей» собаке, попугай замечал тончайшие непроизвольные жесты. Человек обычно не способен улавливать эти сигналы, и нам ни разу не удалось заставить птицу высказаться, если мы только имитировали прощание. Но когда гость действительно уходил независимо от того, насколько незаметно он пытался исчезнуть, попугай всегда поспешно произносил свое «Ну, до свидания!».