Дарья Пушкарева - Хвостатые истории [Советы по воспитанию собак, лисиц, песцов и других животных] [litres]

Эти наши игры! У меня в архиве есть замечательное видео, на котором Арно, уже парализованный, играет со мной в мяч. Я кидаю небольшой мячик, а он носом, как морской котик в мультфильме, отбрасывает его назад. Мы играли подолгу каждый день, и оба получали огромное удовольствие.

Я научилась понимать его с полувздоха. Знала, когда он просит попить, когда ему нужно перевернуться или когда просто хочет, чтобы его погладили. И каждый день отказывалась думать о том, что скоро придет время расставания, потому что слепо верила – Арно будет со мной всегда. Что он просто такая собачка – все бегают, а он – собачка, которая не умеет бегать, а умеет только лежать. Что это обычно для его жизни, не более того. И успокаивала себя тем, что парализованные с детства собаки проживают долгие годы. И что он доживет до Нового года, а потом еще раз до Нового года. Это стало бы моим следующим желанием под бой курантов.

В начале лета случился еще один кризис. Вместо мочи пошла практически чистая кровь, врачи снова прописали Арно антибиотики. Он сильно похудел без движения, потому что мышцы не работали, и я стала кормить его плотнее, чем обычно. Он ел, но его привычки, повадки менялись, привычные рефлексы и сигналы становились слабее. Если раньше, как только ему случалось пописать, он оповещал меня тихим лаем, то теперь он молчал.

Я постоянно смотрела на него, боялась увидеть, что ребра уже не поднимаются дыханием. Я следила за ним каждую минуту. Говорила ему: «Ну что же ты молчишь, Арно, почему ты перестал говорить со мной?» Но позже поняла, что время пришло. И тогда я сказала: «Арно, я так хотела, чтобы ты не уходил от меня еще бы полгода. Но если тебе тяжело, если ты здесь только из-за меня, тогда иди. Только вспоминай меня и приходи ко мне почаще».

На его день рождения – ровно через год, как мы его забрали к нам – я думала, что мы обязательно вынесем его в парк и донесем до того места, где его нашли, пофотографируемся, поваляемся в траве. Но в этот день у нас были съемки, и на следующий тоже, и через день… Мы так и не успели в последний раз сфотографироваться на улице, как хотелось, но несколько домашних кадров у меня, конечно, осталось. Он умер очень быстро, ночью.

Когда мы ехали в ветклинику, думая, что можно будет сразу кремировать тело и забрать урночку с собой, он лежал на заднем сиденье автомобиля. Единственный раз я сжимала его лапу, и ему было не больно. Потом начались невнятные дни, без времени и смысла. Мне нужно было снимать две свадьбы. Общаться с людьми. Надо было, как обычно, заряжать людей своим оптимизмом. Я с трудом вспоминаю, что происходило вокруг меня, кроме моментов, когда я садилась на его лежак и плакала. Но иногда я все же успокаивалась, думаю, в те краткие моменты, когда он приходил ко мне. Я не сомневалась, что он за моей спиной, или рядом, или в другой комнате.

С того дня, как он решил уйти, я не чувствовала ни минуты прежнего счастья, ни минуты того смысла, мира, которым он был для меня. В моем сердце – черная дыра, и она не давала мне спать, есть, пить, не позволяла думать, мечтать, жить. Эту трагедию я могу сравнить только с потерей любимого, выстраданного члена семьи, над которым я тряслась, как над самым дорогим сокровищем; ведь это была моя первая ушедшая собака, первая смерть в моей жизни.

Вскоре после его ухода случилась одна мистическая история, которая помогла мне в конце концов пережить утрату.

Помню, вдруг проснулась лунной ночью. Холодный свет лился на стену через приоткрытую штору. Я лежала в постели, сна не было ни в одном глазу. Смотрю – в комнату на своих длинных лапах тихонько заходит Брынечка. Он идет мимо нашей кровати и попадает в сноп лунного света. А за ним идет огромная и черная тень овчара с одним надломленным ухом, точно как у Арно. И никакого страха тогда во мне не всколыхнулось, никакого сомнения – я села на кровати и придвинулась к краю, сказав: «Арно, дай Брынечке пройти спокойно», – и попыталась придержать тень рукой.

Рука прошла сквозь тень, и все закончилось…

Для меня в тот момент все казалось настолько само собой разумеющимся, нормальным, что я даже не сразу поняла, что Арно-то уже нет с нами! Пожалуй, тогда, единственный раз в жизни, я абсолютно четко и явно увидела призрак собаки. И мне этого хватило: теперь я точно знаю, что они продолжают жить после смерти и мы обязательно встретимся.

Я знаю правило, которое работает именно на меня, – невосполнимую утрату нужно перекрывать резкой переменой, но в тот момент мне ничего не хотелось. Мне хотелось вернуть его. Вернуть того овчара, старого и больного, которому негде жить и нет надежды на жизнь. И в мою жизнь пришел такой пес. Видно, кто-то на небе этого очень хотел… Я остро чувствовала, что должна спасти старую, больную, никому не нужную овчарку.

У которой нет надежды.

И она пришла ко мне.

Точнее, он.

Я отослала запрос в команду помощи овчаркам: «Ищу старого восточника, можно с проблемами по суставам, справимся».

Оказался на пристройстве… хотя какое пристройство! Будем называть вещи своими именами: на доживании в команде находился старенький, лет пятнадцати восточник с проблемами всего вместе взятого. Он был брошен на дачных участках, но родился под счастливой звездой, ведь все же его спасли! Когда я увидела восточника с висячим левым ухом на негнущихся лапах, у меня не возникло никаких мыслей, кроме одной – ЭТО ОН. Хотя внешне он совсем на Арно не походил.

Назвали мы его Аро.

Наверное, странный выбор – взять старую немаленькую собаку с кучей болезней. Если до смерти Арно я думала о том, что хорошо бы вырастить когда-нибудь восточника со щенячьего возраста, то после ухода Арно мне сразу стало ясно – возьму только старика, и только овчарку.

Когда Аро лег на мягкое Арношкино место, глубоко и блаженно вздохнул, в моей душе наступил мир. Все встало на свои места. Я сижу за компьютером, а рядом со мной, слева, как обычно, спит старая овчарка и ворчит во сне.

Это было ласковейшее животное, совсем не такое суровое, как его предшественник. Лизучий и благодарный добряк. Мы переживали, как он подружится с нашим стадом – а он и не думал ни с кем конфликтовать, хотя некоторые его побаивались.

На прогулке он медленно передвигался на своих ослабевших лапах, спотыкался, заваливался, и гулять ему нужно было отдельно. В нагрузку к нему всегда бралась Плюшка, которая гулять вообще не любила: выйдет на улицу и тут же тянет назад. О, про Плюшку я обязательно расскажу вам, потерпите!

Так или иначе, но со стадом из гончака, курцхаара, ретривера, недомалинуа и Ларочки старому псу гулять вообще было невозможно, ведь это стадо активно бегающее и прыгающее, а Аро просто не вписался бы в их ритм. Хирург прописал ему двигаться по высокой траве и по воде (без фанатизма), и мы практиковали эти упражнения, а у меня, конечно, остались в семейном архиве памятные кадры о наших замечательных прогулках.