Юрий Дмитриев - Человек и животные

Но, оказывается, не только рыбой. Чайки уничтожают столько насекомых, в том числе и таких опасных, как саранча, что если бы за каждый такой подвиг, какой они совершили в районе Солт-Лейк-Сити, им ставили памятники, много памятников чайкам было бы на земле.

Если бы не птицы, насекомые, возможно, давно бы «съели» всю землю.

Иное дело — воробьи. Воробьи — чужаки, иммигранты, завезенные в Америку. О пользе их еще спорят ученые в Европе. Кое-кто считает их даже вредными — зерноядная птица! В некоторых азиатских странах тоже считали воробья вредным и даже объявили ему войну. Воробьев уничтожили поголовно. А потом пришлось завозить их вновь. Хорошо бы помнить об этом всем, кто считает птицу вредителем. К счастью, большинство специалистов положительно отзываются о воробьях. Они хоть и относятся к зерноядным, птенцов своих, как и многие другие зерноядные птицы, вскармливают только насекомыми. А птенцов воробьи выводят два раза за лето. Значит, по крайней мере месяц воробьиное семейство поедает массу вредителей. Да и взрослые птицы не ограничивают себя лишь растительной пищей. Попадается муха — склюнут муху, попадается гусеница — не пренебрегут и ею. Когда-то воробьев считали воришками — налетали они на гумна, на поля, таскали овес у лошадей. Считают, что даже имя эта птица получила за свой воровской характер. «Воро-бей!» То есть гони прочь, бей вора. Но сейчас воробьев стало гораздо меньше: и лошадей почти не увидишь на улицах, и гумна и поля уже не те. Так что сейчас воробьи уже никому не страшны, никому не мешают, а иногда могут даже и помогать людям. Ведь абсолютно вредных или абсолютно полезных животных в природе не бывает. В одних условиях даже очень полезные птицы будут вредить (хищник, повадившийся таскать цыплят, или скворцы, налетающие на виноградники или фруктовые сады, грачи, выдергивающие ростки кукурузы), в других — и не очень полезные птицы могут оказать огромную услугу людям.

Так произошло в районе Бостона с воробьями.

Воробьев завозили в Америку дважды. Те, кто привозили их в США, вряд ли думали о пользе или вреде этих птиц. Скорее всего, тут играли роль какие-то другие соображения, а возможно, просто сентиментальные чувства. Переселенцам хотелось, чтобы и на их новой родине постоянно слышалось бодрое чириканье веселых воробьев. И вот в 1852 году несколько пар этих птиц были привезены из Европы и выпущены в одном из парков Нью-Йорка. Но воробьи не прижились, погибли.

Через год в США привезли уже несколько десятков пар. Сколько их погибло, сколько осталось в живых, неизвестно. Но известно, что через какое-то время они захватили всю страну, поселились в Канаде, в Мексике, на Кубе, добрались до Южной Америки и обосновались в Бразилии, Уругвае, Парагвае, Аргентине. Только в США, как считают американские ученые, живет примерно сто пятьдесят миллионов воробьев! Как и в Европе, они воруют зерно, вредят, но в чем-то приносят пользу и даже такую, что вот удостоились памятника.

Но памятник воробью — в общем-то, частный случай. А почему действительно не попытаться переселить бесспорно полезных птиц? Тех птиц, которые на родине опасных насекомых-иммигрантов сдерживают их массовое размножение, являются естественными врагами этих опасных захватчиков. Ведь если переселяют насекомых, то уж птиц надо обязательно переселять!

Вопрос вполне естественный, и он, конечно же, приходил в голову людям. И не только теоретически. Люди не раз делали попытки переселить птиц из одной страны в другую, с одного материка на другой. Но это оказалось очень и очень непростым делом. Вроде бы и условия подходящие, и хищные птицы не очень-то беспокоят переселенцев, и еды достаточно. А вот не приживаются — и все! Если некоторые и приживались поначалу, такие, например, как щеглы или полевые жаворонки, то через какое-то время все равно погибали. Кроме щеглов и полевых жаворонков, пытались завозить в Америку синиц, вьюрков, зябликов, дроздов, соловьев, малиновок, лесных жаворонков, оляпок, глухарей, коростелей — и ничего не получилось, прижились только воробьи, фазаны, серые куропатки и скворцы. (Потомки 80 пар, завезенных в 1891 году, сейчас распространились почти по всей Северной и Южной Америке.)

Почему остальные птицы не смогли жить в Америке, пока неизвестно. Возможно, удивительная привязанность к родине, которая заставляет их возвращаться с зимовок, преодолевая при этом тысячекилометровые расстояния, тому причиной, возможно, какие-то другие, еще неизвестные или неучтенные людьми обстоятельства.

Ведь даже с одного места на другое, на сравнительно небольшое расстояние — и то долгое время не удавалось переселить птиц. А это было необходимо при посадке новых лесов. В молодые леса привозили птиц, а они улетали обратно, в леса родные. Так продолжалось долго, пока не додумались перевозить птиц с их гнездами, в которых были яйца. С величайшими предосторожностями перевезли такие гнезда. Птицы высидели и выкормили птенцов, а потом все-таки улетели на родину. Но остались повзрослевшие птенцы: теперь этот лес был их родиной и они уже никуда не улетали.

Можно ли тут провести какую-то аналогию с птицами, которых пытались переселить на другие континенты, трудно сказать. Ученым еще предстоит раскрыть эти и многие другие тайны жизни птиц, и в частности вопрос их переселения и возвращения, вопрос акклиматизации на новых местах. Но пока ясно: расселяются быстрокрылые и очень подвижные животные, которые часто не нуждаются в помощи людей, чтоб оказаться в новой стране или даже на новом материке, гораздо менее «охотно», чем животные, которые и у себя-то на родине не очень подвижны. Достаточно сказать, что если насекомых-переселенцев известны сотни видов, то птиц, переселившихся из Европы на другие материки, немногим более десяти. Они не переселяются сами, они не приживаются и тогда, когда их специально привозят.

Зато часто прекрасно приживаются те, кого не приглашают, кого не ждут, о чьем приходе люди даже не могут предположить.

Медлительность улитки вошла в пословицы и поговорки, стала нарицательной. И не зря: трудно, наверное, найти другое животное, которое передвигалось бы так же медленно. Правда, если улитка передвигается самостоятельно. Но в том-то и беда, что люди оказались слишком благодушными или недальнозоркими и помогли улитке завоевать чуть ли не полмира. Впрочем, трудно обвинять людей в недальнозоркости — откуда они могли знать, что эта огромная, имеющая пятнадцатисантиметровые домики и вытягивающаяся в длину на двадцать пять сантиметров, улитка ахатина окажется таким опасным захватчиком? На своей родине, в Восточной Африке, она ведет себя спокойно, даже приносит некоторую пользу, поедая гниющие растения. Но это — взрослые улитки. Молодые же питаются свежими растениями, причем, если есть возможность выбирать, предпочитают культурные. Ну, а так как величина этих улиток немалая, то и аппетит соответствующий.