Владимир Бардин - Еще одно путешествие на край земли

Хотя столица Святой Елены и невелика, здесь есть гостиница, две таверны, библиотека, школы, почта, аптека, больница, тюрьма... , но только все маленькое, миниатюрное.

Походить бы еще по городу, свернув с центрального проспекта, но уже вечереет, и нам пора к причалу. Мы направляемся к морю. На крохотной набережной молодые мамаши прогуливают в колясочках детей, здесь же вертится уйма ребятишек. У причала особенно многолюдно. Наши парни уже купаются здесь, ныряя в теплую зеленоватую воду с каменных ступенек. Среди местных жителей мы видим уже знакомую нам женщину в красном. Рядом с ней стоит другая молодая мамаша с симпатичным, типично славянским лицом. Поодаль в колясочке полулежит маленькая девочка — ее дочка. Девочка во все глаза смотрит на окружающих ее русских полярников. Очевидно, ее сначала удивляет, а потом пугает борода нашего доктора, и она заливается слезами. Мать быстро подхватывает ее на руки. Я фотографирую их. Молодая женщина бросает протестующий взгляд, но, встречая мою улыбку, улыбается сама.

Подошла шлюпка, мы вскакиваем в нее и тут же отчаливаем. Прощально машут нам женщины и ребятишки, и мы им в ответ. Пристань удаляется, удаляется навсегда, потому что не может быть на свете такого чуда, чтобы человек дважды в своей жизни посетил этот затерявшийся в океане, крохотный, как говорят, «богом забытый» остров.

Южная оконечность Африканского материка далеко позади. Мы вошли в океанские широты, известные под названием «ревущих сороковых». Однако океан будто дремлет, волны ворочаются нехотя, и качка почти не ощущается.

С утра за кормой парят несколько гигантских птиц. Размах их крыльев не меньше полутора метров. Это знаменитые странствующие альбатросы, знакомые всем, кто хотя бы раз плавал в Антарктиду. К вечеру появляется сильная зыбь, отголосок дальнего шторма.

Я поднимаюсь в каюту капитана. Это мой первый визит за месяц совместного плавания. На каждом судне капитан — лицо особое, для пассажиров нередко таинственное и недоступное. По прошлому опыту знаю: не проявишь инициативы, за весь рейс хорошо если два-три раза увидишь его, да и то на расстоянии. Потом жалеть будешь: плавали вместе, а о своем капитане знаешь только понаслышке. Без дела, конечно, к капитану идти не следует. Но у меня есть повод — хочу узнать о предстоящем заходе на острова Кергелен.

Капитан — человек приветливый, держится просто. Невысокий, плотный, не старше 45 лет, он нисколько не походит морского волка, скорее наоборот, в нем преобладают черты сугубо сухопутного человека. И начинается наш разговор довольно прозаично — с сетования на «проклятые болезни». Капитану принесли стакан подогретого молока, и он несколько смущенно объясняет, что ему предписана строгая диета: перед самой экспедицией болел желтухой, к тому же нет-нет да и дает о себе знать застарелая язва желудка. Эта болезнь мне тоже хорошо знакома. Поэтому разговор сразу становится непринужденным: у нас есть общие интересы, и второй стакан молока тут не помешает. Капитан рассказывает о целебных источниках и курортах: Железноводске, Ессентуках, Карловых Варах. Часть своего отпуска он обычно проводит на водах.

Из-за перегородки, отделяющей спальное помещение капитанской каюты от кабинета, неожиданно вылетают две канарейки. Одна садится капитану на плечо. Эти птицы — подарок маленькой дочки. Они свободно летают по каюте, но сейчас пришло время устраиваться на ночевку, и хозяин заботливо помещает своих питомцев в клетку, занавешивая ее куском материи, чтобы птицам не мешал свет лампы.

Для нашего капитана рейс в Антарктиду не в новинку. Но на Кергелене судно раньше не бывало. На этот раз, в связи с тем что острова оказались почти по курсу, решили сделать попытку пополнить тут запасы пресной воды. Ведь предстоит длительное плавание вдоль берегов Антарктиды, где хотя и сосредоточены самые крупные запасы пресных вод, но... в виде льда. Капитана беспокоит предстоящий визит на острова: подходы к ним исследованы плохо, глубины на картах показаны неточно. Чувствуется, что посещение островов ему не очень-то по душе. Опасаясь, что заход на Кергелен может не состояться, я спешу заметить, что этот архипелаг еще с прошлого века служил базой многочисленным промысловым экспедициям, добывавшим китов, тюленей, а иной раз не брезговавшим и пингвинами. Поэтому опыт плавания у здешних берегов не малый.

— Так-то оно так, — невесело улыбается капитан. — Только разве можно равнять небольшие промысловые суда с нашим лайнером! Да и то — прочитайте лоцию — сколько их, разных суденышек, здесь затонуло, до сих пор у берегов видны следы кораблекрушений.

Мне ничего не остается, как согласиться с капитаном. И я дипломатично помалкиваю о неожиданных шквалах, возникающих у здешних берегов: для мореплавателей они представляют особую опасность. А в некоторых проливах архипелага — того хуже: не исключена возможность напороться на мину! В годы второй мировой войны англичане кое-где минировали подходы к островам с целью не допустить в эти воды фашистские военные корабли. Однако немецкие суда здесь все же побывали, причем один из них, хотя и не подорвался на мине, получил серьезную пробоину, наскочив на подводную скалу. Минированные участки обозначены на специальных картах как «бывшие опасные от мин районы». Становиться на якорь там не рекомендуется. Впрочем, капитану обо всем этом, конечно, известно. Интерес к группе островов Кергелен, лежащих в Южном океане, у 50 градусов южной широты, возник у меня не вдруг. Еще в пятидесятых годах, в пору первых советских экспедиций в Антарктиду, нам случалось не раз проплывать мимо архипелага, однако вблизи видеть его не приходилось: курс благоразумно прокладывали на почтительном расстоянии от опасных берегов. А между тем с природными условиями этого архипелага, лежащего как раз на границе умеренных и антарктических широт, было бы весьма полезно ознакомиться географам, исследующим южную полярную область.

Пробуждению интереса к Кергелену способствовала также книга известного зарубежного геолога, швейцарца по происхождению, Э. Обера де ла Рю «Два года на островах Отчаяния». Автор — участник французских экспедиций, неоднократно посещал острова в период между 1928 и 1953 годами. Он исходил пешком значительную часть их территории и, будучи естествоиспытателем, основное внимание уделил местной природе, которая, по его мнению, во многом неповторима.