Александр Грачёв - Сквозь мартовские снега. Лесные шорохи

Это был молодой рослый парень в оленьей малице с капюшоном, в оленьих унтах, обросший юношеской смоляной бородкой, с угрюмым горбоносым лицом, черными камчадальскими глазами. Он шагал устало, видимо, на последнем пределе сил.

— Здравствуйте, — печально приветствовал он незнакомцев и вдруг разрыдался.

— Что с вами? — Житнев первым кинулся к парню.

— Какое-то непонятное состояние, — скорее для себя проговорил Мурутян.

— Помогите спасти отца, — со стоном в голосе произнес парень.

— Да скажи ты толком! — не выдержал Ашот.

— Снежный обвал… — парень сел на снег и еще пуще разревелся.

— Завалило?.. — Житнев потряс его за плечи.

— Да…

— Далеко?

— Километрах в десяти.

— Что будем предпринимать? — Житнев оглядел друзей.

— Так спасать же надо! — закричал Славик.

— Не ары! — осадил его Мурутян. — Расскажи толком, что произошло? — обратился он к незнакомцу. — Встань!

Парень встал, вытер рукавицами слезы с обветренного лица.

— Снежный обвал рухнул на нарту, — объяснил он. — Я успел выскочить, а вся упряжка и отец оказались под обвалом.

— Это ваша землянка? — опросил Житнев.

— Отцова, давняя. Он постоянно охотится здесь.

— А почему после моего выстрела вы сбежали отсюда? — с жесткой ноткой в голосе спросил Житнев.

— Думали, что охотинспекция.

— Значит, браконьерствовали?

— Это все отец…

— Ну что ж, друзья, давайте собираться.

— Надо же дать отдохнуть парню, а заодно и подкрепиться в дорогу, — предложил Мурутян. — Дорога не близкая — десять километров. А ты заходи, парень, в землянку, полежи, отдохни. Как тебя зовут-то?

— Владик. Подкорытов, — проговорил парень и пошагал в землянку, улегся там на нарах.

Женщины со страхом и настороженностью смотрели на него, когда он лежал кверху лицом на сене, как мертвец, с закрытыми глазами, тяжело дышал.

Мурутян присел у его ног, спросил:

— Что там произошло у вас, почему попали под снежный обвал? Вы же опытные камчадалы, охотники.

— Отец выстрелил в горного барана, прыгал зверь по скалам впереди, — вяло объяснял Владик. — А папа вгорячах не заметил, что на высоком обрыве над нами нависает снежный козырек — карниз. Ну и рухнул он от сотрясения воздуха. Прямо на нас. Я успел отскочить, потому что стоял подальше от нарт, позади. А всю упряжку вместе с отцом завалило.

— Где ты работаешь?

— Студент. Учусь в Петропавловском пединституте. На втором курсе.

— Черти тебя понесли сюда, — мрачно резюмировал Ашот.

— А вы не самолет искали? — спросил Житнев.

— Какой самолет?

— Ну пропавший без вести?

— A-а, это про тот, что вертолетчик говорил. Он садился рядом.

— Что, искал самолет? — насторожился Житнев.

— Ага. Он с неделю назад был у нас.

— И что он говорил?

— Ну, что пропал без вести санитарный самолет, а он искал его.

— Вас просил искать?

— Не просил, а приказал от имени областной комиссии по спасению самолета.

— А что ж вы не искали?

— А где искать? Мы же ничего не знали о месте гибели самолета. Отец решил охотиться на оленей.

— А разрешение было? Лиценция? — придирчиво опросил Ашот.

— Не было.

— Значит, браконьерствовали?

— Ну конечно.

— Комсомолец?

— Да.

— И тебе не стыдно? — Ашот зло сузил глаза.

— Мне с самого начала было стыдно, но отец настоял. Из-за этого я умышленно опоздал возвратиться с каникул.

— Да-а, скверная история.

— Хуже не придумаешь, — согласился Славик.

Пока варилось мясо, Владик отдыхал. Потом уселись обедать. Духовитые куски мяса выложили на детскую клеенку, бульон по очереди отхлебывали из кружки и двух мисок, добытых Владиком из тайника под столом. Оттуда же были вытащены дне банки с солью и сухарями.

Хорошо подкрепившись, мужчины стали готовиться в путь.

— Лопата есть в землянке? — спросил Ашот Владика. — Чем будем откапывать? У нас только две.

— Лопата там, в нарте.

— А вот! — предложил Славик, прилаживая снегоступы к ногам. — Это же лопаты!

— Предложение дельное, — согласился Житнев. — А теперь в путь.

Был двенадцатый час дня, солнце грело по-мартовски, ослепительно яркое в белизне снега, почти горячее. Пришлось всем надеть темные очки, смонтированные еще на месте вынужденной посадки самолета. Снег увлажнился, снегоступы не тонули в нем. Поэтому идти было сравнительно легко. Шли все время по руслу реки. Стена каньона в правобережье все продолжалась. Тем не менее они достигали места обвала только в четвертом часу пополудни. Шли больше трех часов.

И вот картина, представшая их глазам: стометровый обрыв с небольшими уступами и отдельными березками, торчащими на них. Вверху многометровый обрез снежной стены на обрыве. Это место срыва лавины. А у подножия обрыва, в русле реки, рыхлая глыба снега, метров тридцати в длину и метров пяти в высоту. В сущности, это был снежный оползень, сорвавшийся с большой высоты.

— Где находится упряжка? — с ходу спросил Мурутян Владика. — Укажи точное место.

— Вот у этого края. — Владик указал на самое высокое место снежной осыпи.

И хотя после перехода пот заливал глаза каждому, все дружно взялись за раскопку снежной завали. Снегоступы не могли заменить лопат, но работа — плечом к плечу — хорошо спорилась. Вот и задник нарты, из-под нее видны красные лодыжки задних ног освежеванного оленя. А вскоре показался и край оленьей малицы, потом и горб хозяина нарты. Он не лежал, а сидел, согнувшись, как говорят, в три погибели, — голова почти касалась подогнутых коленей, упертых в передник нарт. Его дружно вытащили из снега и положили спиной неподалеку на открытом месте. Он был весь заснежен — горбоносое лицо, курчавая борода, кукуль на голове, прикрывавший лоб до самых бровей; все-таки виделось в его могучей фигуре, красивом рисунке лица что-то живое. Житнев охватил кисть левой руки, стал искать пульс.

— Жив! — воскликнул он. — Сердце работает!

Владик принялся обметать шапкой снег с лица и груди отца. Потом тер лицо и виски голыми ладонями. Там появилась краснота, стали подрагивать веки.

— Жив, папа… — почти шепотом выдохнул он. — Папа! Папа! — закричал Владик почти в истерике. — Проснись, ну проснись!

Но Подкорытов-старший пока не проявлял признаков жизни.

— Массажируй грудь, — приказал Мурутян. — Сними с него кукуль. А мы будем раскапывать упряжку.

Две первые собаки возле передника нарты были мертвыми. Дальше ременная шлейка упряжки круто заворачивала вправо, к подножью обрыва, снег там оказался рыхлее, чем с внешней стороны, и вот следующая пара собачек. Живы! Стали барахтаться, вылезать из снега. С них быстро сняли лямки, и псы резво выскочили на волю.

Живыми оказались и все остальные собаки. Возможно, это так или не так, но, наверное, Белкан спас их: он, судя по всему, кинулся к подножью обрыва, где удар снежной лавины был меньшим. Там оказалась почти пустота — снег был легким и рыхлым. Белкан вдруг сам пробился наружу сквозь его массу. Всех собак тотчас освободили от лямок. Они начали дружно отряхиваться от снега, зевать, а потом стали бегать трусцой, видимо, проминать закоченевшие ноги.