Венди Уильямс - Лошадь. Биография нашего благородного спутника

«То есть, – спросила я, – ситуация висела на волоске?»

Крошка эпигиппус проживал в Северной Америке в период примерно от 46 до 38 млн лет назад. Останки его присутствуют на американском Западе в горных слоях, именуемых «формацией Юинта» на северо-востоке Юты и юге Вайоминга. Невзирая на то что в начале эоцена кони бродили по суше в несчетном числе, к концу существования эпигиппуса эти животные стали совсем редкими.

«Шкафы и ящики в нашем музее полны окаменелостями из Юинта, но здесь – всё, что мы имеем по эпигиппусу, – продолжил Мильбахлер. – Трудно сказать почему. Возможно, что, например, в Огайо они изобиловали, однако там нет месторождений окаменелостей. Они могли преуспевать в любом другом месте, но, судя по доступным нам останкам, эпигиппусы все же встречались не часто».

Мне уже приходилось читать об эпигиппусах в замечательной книге Тима Фланнери о Северной Америке «Вечная граница» [83] Tim Flannery . The Eternal Frontier: An Ecological History of North America and Its Peoples. N. Y.: Grove Press, 2002. P. 100. .

«Остается гадать, – пишет Фланнери, – насколько иначе сложилась бы история человечества, если бы, пройдя по лезвию ножа, эпигиппус в конечном итоге все-таки вымер».

Основная проблема здесь, видимо, заключается в том, что тогда ранние лошади еще не развили свою эволюционную способность к адаптации. Они были превосходно приспособлены к райской эоценовой оранжерее. Листва была пышной. Пища во всем изобилии была доступна круглый год. К чему еще стремиться?

Однако ничто не вечно. Ко времени жизни эпигиппусов планета снова оказалась перед лицом крупных перемен. Жара уходила в прошлое. Возникал более холодный и суровый мир.

Возможно, впервые на планете появились времена года. Всем формам жизни пришлось приспосабливаться к этому факту. Закончилось круглогодичное райское пиршество: спелые фрукты, нежные почки. Поиски пропитания сделались обременительным процессом для многих животных. Птицам пришлось научиться дважды в году летать между Северным и Южным полушариями. Киты были вынуждены найти пути сезонных откочевок в волнах океана. Медведи научились впадать в спячку. Растительноядные млекопитающие стали запасаться жиром в теплое время года, чтобы пережить холодную зиму.

Нам, живущим на Земле XXI века, привычным к жестокой реальности времен года, к жаркому лету и морозной зиме, трудно представить себе, что добрую часть истории планеты, в том числе в период эоцена, на ней царила достаточно однородная температура. Например, в то время за Северным полярным кругом было настолько тепло, что там благоденствовали крокодилы. Не существовало никаких ледяных шапок, а Северный Ледовитый океан получал столько пресной воды, что слой ее линзой покоился на слое воды соленой. Изобиловали пресноводные папоротники азолла. Росли секвойи и каштаны. Палеонтологи обнаружили останки гигантских муравьев, обыкновенно ассоциирующихся с тропиками.

Конечно, наклон земной оси не менялся, и на полюсах по-прежнему наблюдались долгие дни и ночи во время солнцестояний, однако общий теплый климат был достаточно привлекателен для того, чтобы животные примирялись с периодами тьмы и постоянно жили в одних и тех же местах. В горных породах Арктики обнаружены ископаемые останки приматов, тапиров, а также змей, аллигаторов и черепах. Впрочем, стоит отметить, что до сих пор там не найдено никаких окаменелостей, связанных с лошадьми.

Ближе к концу эоцена этому буйству жизни был брошен вызов. Райская жизнь внезапно закончилась. Представим себе сказочно удивительных бронтотериев, близкую родню первых лошадей, в эоцене распространившихся по всему миру. Подобно первым лошадям, они имели четыре пальца на передних конечностях и три на задних. Однако в отличие от наших коней эти животные пошли на большой эволюционный риск. Первые бронтотерии были невелики, но потом они чрезвычайно увеличились в размере. Некоторые достигали колоссальных размеров – до 2,5 метра в холке. По-настоящему экспериментальная модель. И риск этот не оправдал себя.

Вот интересная загадка: бронтотерии и первые лошади появились на Земле, насколько мы можем судить, примерно в одно и то же время. Они находились в близком родстве, однако если лошади остались консервативными в эволюционном плане, бронтотерии опробовали буквально все эволюционные фокусы, представленные в меню. Например, они много экспериментировали с так называемыми рогами. Эти выступы, подобные рогам носорогов, вовсе не являлись рогами, которые, как наши ногти, состоят из кератина. В то время «рога» бронтотериев на деле представляли собой шишки на черепах этих животных. (Подобные украшения на черепах возникают у многих животных, однако, как отметил Майк Ворхис, у лошадей их никогда не было.)

В близкой перспективе эволюционная стратегия бронтотериев выглядела выигрышной: они были одной из самых разнообразных групп млекопитающих на планете, и в конце эоцена некоторые из принадлежащих к ним видов достигли величины современного слона, что сделало их крупнейшими из существовавших тогда сухопутных млекопитающих. В какой-то момент на нашей планете существовало одновременно столько видов бронтотериев, что Мэтью Мильбахлер однажды назвал простое перечисление их «головокружительным» делом.

Однако, невзирая на былое процветание, к концу эпохи их не стало. Возможно, выбранная ими стратегия высокой специализации в итоге привела к тому, что они попросту стали слишком специализированными. Когда исчезли привычные им экосистемы, они почувствовали себя так, как если бы земля вдруг ушла из-под ног.

Не удалось пережить переселение из теплого мира в холодный и североамериканским приматам. Впрочем, на нашу удачу, в конце эоцена они сумели проникнуть в самое сердце Африки, где им удалось выжить.

Серьезный вызов был брошен и лошадям. Животным, привыкшим жить в довольстве и питаться сыпавшимся в пасть виноградом, пришлось приспосабливаться. Их способность быстренько перескакивать из одного укромного уголка в другой под пологом пышной листвы оказалась недостаточной после того, как джунгли в Северной Америке сменились более открытыми лесами. Ловкость и проворство должны были уступить место скорости в качестве средства защиты. Но что более важно, зубы должны были изменить свою функцию со сминания на жевание для успешного перехода на более грубый фураж.

К счастью, именно в нужный момент перед самым финалом, перед катастрофическим завершением эоцена появляется новый, отличающийся от ранних, конь. Мезогиппус ( Mesohippus ) был быстрее и выше, имел всего по три пальца на каждой передней ноге, зубы его были более крупными и плоскими, обладали большей поверхностью. Способность жевать пищу предоставляла этому животному огромное преимущество.