Фарли Моуэт - Трагедии моря

В конце концов кто-нибудь наносил им последний удар. Во времена Халдимана это делалось выстрелом в голову «морской коровы» железным ядрышком диаметром в один дюйм из заряжаемого с дула оружия. Часто выстрел оказывался несмертельным и лишь оглушал животное. Не беда — шкуру сдирали заживо. Затем полностью срезали пласт подкожного сала, толщина которого осенью достигала не менее пятнадцати сантиметров, и вилами кидали его в кипящий котел. Голые скелеты бросали на месте, где они оставались до тех пор, пока вместе с сотнями гниющих трупов не разлагались, превращаясь в грязносальный песок и оставляя после себя лишь акры гнилых костей и невыносимую вонь.

В прежние времена бивни тщательно вырубались из черепов, но к 1760 году интерес к ним заметно упал. Массовый приток слоновой кости в Европу из Африки и Индии в конце концов привел к относительной девальвации стоимости моржовой кости. В 1800-х годах скупщик на Магдаленах платил один цент за каждый моржовый бивень приличного размера, который тогда еще можно было найти на островах. До конца лета «магдаленцы» обычно ухитрялись насобирать на бывших местах убоя больше двух тонн моржовых клыков. Однако к этому времени покупателей, заинтересованных приобрести это бывшее сокровище, уже не нашлось, и наш скупщик был вынужден загрузить им одну из своих шхун в качестве балласта.

К 1760 году изменение настроения европейского рынка обесценило и моржовые шкуры, и «овчинка» уже практически не стоила выделки. Не падал в цене один только жир. В 1767 году жир, полученный весной от одного моржа среднего размера, приносил доход, эквивалентный 20 долларам (по ценам 1984 года), а осенью от одного тучного самца можно было добыть жира на сумму до 60 долларов. К концу же следующего десятилетия цена на жир даже удвоилась! В освященном веками стиле петля человеческой алчности затягивалась все туже и туже.

С ростом цен на моржовый жир моржей истребляли все более интенсивно и беспощадно, быстро сокращая их численность. В то же время по мере сокращения количества моржей возрастала стоимость их жира. Спираль уничтожения с каждым витком все теснее стягивалась вокруг своих жертв.

Coup de grâce [121] Последний удар (фр.). — Прим. перев. был нанесен в 1762 году, когда правительство Великобритании предоставило двум бостонцам — некоему г-ну Томпсону и полковнику Гридли — монополию на промысел моржей на Магдаленах и в близлежащих водах. Впервые Гридли побывал на островах в последние дни войны с Францией, возможно сопровождая вице-адмирала Молиньё Шульдана, который привел туда британскую эскадру и был поражен, увидев «на каждом из островных лежбищ по семь-восемь тысяч моржей». За ними предприимчивому Гридли виделись тысячи фунтов стерлингов, готовых наполнить его карманы и карманы его друзей. И к 1765 году он имел все основания рассчитывать на это, ибо то, что ранее сообщал лейтенант Халдиман, было истинной правдой: «Магдалены, кажется, самое лучшее место в Северной Америке для добычи «морской коровы». Количество этих животных просто невероятно, приближаясь, насколько точной может быть такая оценка, к ста тысячам или более».

Людей Гридли в течение первого года пребывания на островах хватило для работы только на трех из одиннадцати постоянных лежбищ; тем не менее они в тот год убили около 25 000 моржей и добыли более 1000 бочек жира. На следующий год Гридли привез из Акадии на Магдалены двадцать семей французов, ранее занимавшихся промыслом моржей на острове Принца Эдуарда и в проливе Нортам-берленд.

В период между 1767 и 1774 годами его торговая фирма поставила на экспорт в Европу через Сент-Джонс на Ньюфаундленде моржового жира на объявленную стоимость почти в 11 000 фунтов стерлингов, или примерно на четверть миллиона долларов в ценах 1984 года. И это — не считая неизвестного количества жира, вывезенного на экспорт через порты Новой Англии.

Гридли и Томпсон нашли свое Эльдорадо, но они все же не были его единственными владельцами. После покорения Новой Франции хищные орды шхун из Новой Англии начали вторгаться в залив Св. Лаврентия, чтобы посмотреть, чем там можно поживиться. И вскоре они обнаружили «морских коров». Будучи непреклонными сторонниками принципов свободного предпринимательства, они не побоялись монополии Гридли и приступили к уничтожению моржей не только в окружающих Магдалены водах, но и непосредственно на островных лежбищах.

«Суда из Новой Англии подходят близко к берегу и стреляют по лежбищам моржей, иногда по недомыслию, а иной раз по злому умыслу, — писал Халдиман. — Капитан одного шлюпа, увидев, что берег острова Брион усеян «морскими коровами», безуспешно испробовал все способы, которые он смог придумать, для того, чтобы их поймать, пока, наконец, ему в голову не пришла несчастная мысль стрелять по ним с отмели перед лежбищем. В результате он добыл 18–20 бочек жира на такое же количество своей команды, а «коровы», ранее изобиловавшие на этом лежбище, больше никогда там не появлялись».

К 1774 году до ста судов из Новой Англии, занимавшихся в водах островов Магдален в основном промыслом сельди и трески, одновременно добывали моржей при первом удобном случае, и делали это, по словам обиженных «владельцев» островов, «безрассудным и варварским способом… разгоняя их и не давая им возможности размножаться». Охота со шхун была и на самом деле крайне расточительной. Из каждой дюжины обстрелянных в воде животных добывали всего одного-двух, а большинство оставшихся в живых, если им «повезло», становились калеками или гибли рано или поздно, в зависимости от тяжести полученных ими ран.

Столкнувшись с конкуренцией со стороны охотников с рыболовных шхун, Гридли удвоил собственные усилия, чтобы прикончить тех моржей, которые еще оставались в живых, и с этой целью он стал нанимать или принуждать работать на него дополнительное число людей, пока в его распоряжении не оказались пятьдесят семей из Акадии, а также группа правонарушителей из Новой Англии. Последовало поистине кровавое побоище. В 1780 году только с одного пляжа было взято четыре отгона, в которых было убито 2400 моржей.

В 1798 году губернатор Ньюфаундленда направил на Магдалены капитана британского военно-морского флота Крофтона, чтобы проверить слухи о якобы угрожающих масштабах опустошения запасов «морских коров». Рапорт Крофтона был лаконичным и категорическим: «Я крайне сожалею сообщить Вам, что на этих островах «морская корова» полностью уничтожена промыслом».

Двумя годами позже, в начале XIX века, ясным весенним утром несколько рыбаков из Акадии пришли на пляж Ля-Бассак на юге Магдален, чтобы накопать двухстворчатых моллюсков на приманку для ловли трески. Внезапно метрах в ста от пустынной отмели из прибрежной волны показалась чья-то огромная голова. Рыбаки разогнули спины и остолбенело уставились на «vache marine», чьи блестящие бивни показались им длиннее тех, что они видели когда-либо раньше. Хорошо держась на волне, «морская корова», казалось, отвечала на взгляды людей с такой твердостью, что некоторым из них стало не по себе. Помедлив, она затем ушла под воду.