Фарли Моуэт - Трагедии моря

Подобным же образом с «лошадиными головами» расправлялись на Магдаленах. Обстановка здесь отличалась лишь тем, что на островах давно поселились промысловики, прибывшие для охоты на моржей, и им не составило труда переключиться на промысел тюленей. К 1790 году каждое из нескольких поселений обзавелось собственной жиротопней, и охота на тюленей превратилась в самое доходное занятие островитян. Они убивали при случае и мигрирующих-лысунов и хохлачей, а также дотаров. Однако главным объектом промысла на протяжении десятилетий на Магдаленах оставались «лошадиные головы», которых можно было круглый год убивать в большом количестве в лагунах и на пляжах. Большое число тюленей уничтожалось зимой на лежбищах, где самки и детеныши истреблялись так безжалостно, что вскоре из прежде многочисленных лежбищ уцелели лишь удаленные и подчас недоступные лежбища на островах Бэрд-Рокс и Дедмен.

К началу XIX века жир с одной крупной «лошадиной головы» приносил семь-восемь долларов дохода — по тем временам приличный недельный заработок, — и охота на этих тюленей, конечно, все более расширялась. В 1848 году только с Магдален было отгружено 84 тонны, в основном убитых «лошадиных голов».

К 1860-м годам этот вид тюленей был уничтожен в большинстве прежних районов обитания. Срабатывал зловещий закон спроса и предложения: чем реже встречались эти животные, тем дороже ценился их жир и тем ожесточеннее их преследовали. В 1886 году жир с «лошадиной головы» средней величины стоил на «Северном Побережье» 11–12 долларов, а шкура приносила еще полтора доллара.

Можно почти не сомневаться, что вслед за моржом на северо-восточном побережье континента была бы уничтожена и «лошадиная голова», если бы ее не вытеснил из промысла бедняга лысун, ставший главной добычей охотников за жиром. К середине XIX века на его промысел переключились почти все промысловики, не — считая горстки охотников-одиночек. Конечно, при каждом удобном случае продолжали убивать и «лошадиных голов», но к тому времени немногие уцелевшие экземпляры этих тюленей, рассеянные на большом пространстве, стали настолько осторожными, что промышлять их вряд ли имело смысл. Так что в начале XX века они канули в спасительную безвестность.

Трудно сказать с уверенностью, сколько «лошадиных голов» существовало во время их первых контактов с европейскими пришельцами. Тем не менее внимательное изучение всех соответствующих источников;— географических и морских карт, письменных отчетов и воспоминаний бывших мореплавателей — убеждает меня в том, что между мысом Хаттерас на юге и заливом Гамильтон на берегу Лабрадора первоначально находилось более двухсот лежбищ и общая численность популяции «лошадиных голов» колебалась в пределах от 750 000 до одного миллиона особей. Еще в 1850-х годах на некоторых из этих лежбищ рождалось по 2000 детенышей в год, и все-таки «лошадиные головы» оказались на грани вымирания, в основном из-за систематического опустошения лежбищ. Этот факт не ускользнул от внимания нового поколения «управляющих природными ресурсами», в чьих руках находится сейчас окончательная судьба «лошадиной головы».

В первые века вторжения европейцев маленькому дотару повезло больше, чем его крупному родственнику — «лошадиной голове». Небольшие габариты, скромный выход жира и разбросанность на большом пространстве уберегли его от промысла. Хотя и не избавили от потерь. По мере того как все больше европейцев — рыбаков и поселенцев — появлялось на Атлантическом побережье Северной Америки, дотары все чаще подвергались нападениям, поскольку охотникам было нужно мясо для еды, тюлений жир для домашних нужд и шкуры для изготовления обуви и одежды. К тому же люди их окончательно вытеснили из бухт и заливов, где они прежде относительно спокойно жили и размножались. В довершение всего, когда ворвань стала цениться на вес золота, на дотаров стали охотиться ради наживы рыбаки и мелкие промысловики. Так, в 1895 году некий капитан Фаркхар высадился со своей командой на острове Сейбл, и за одно лето они так успешно уничтожали дотаров, что после этого лет десять ни один тюлень здесь больше не появлялся.

В начале XX века сильно поредевшее стадо дотаров все еще занимало большую часть первоначального района обитания. К этому времени нефть, добываемая из скважин на суше, начала вытеснять животный жир из промышленного производства, и последовавшее за этим падение цен на ворвань обещало продлить существование не только дотарам, но и немногим уцелевшим «лошадиным головам».

Но этим надеждам не суждено было сбыться. Как только люди перестали видеть в этих двух видах тюленей источник прибыли, они изменили к ним свое отношение и стали видеть в них угрозу прибылям. Дело в том, что к началу XX века некогда астрономическая численность атлантического лосося под натиском грабительского промысла начала убывать с такой катастрофической быстротой, что это вызвало запоздалую тревогу рыбопромысловиков. Забеспокоившись, они решительно потребовали от местных властей принять необходимые меры по спасению промысла, разумеется не ущемляя при этом ниспосланное свыше право рыбной промышленности и богатых и влиятельных рыболовов-спортсменов продолжать уничтожать столько лососей, сколько им заблагорассудится.

Политиканы поступили так, как они привыкли поступать: они поручили своим подручным найти подходящего козла отпущения, на которого можно было бы свалить вину за сокращение запасов лосося — предпочтительно такого, с которым можно было бы безнаказанно разделаться, сняв тем самым всякую ответственность с истинных виновников печальных последствий их собственной алчности.

Тут-то и подвернулись под руку дотары. В тюленях уже давно видели конкурентов рыбаков, а общественности вовсе не обязательно было знать то, о чем прекрасно знали государственные эксперты: дотары редко разнообразят свой стол лососями по той простой причине, что им трудно поймать эту проворную и ловкую рыбу.

В 1927 году федеральное правительство Канады официально заявило о том, что дотары — вредные животные, уничтожающие лососей, и объявило о выдаче премии за каждого убитого дотара. Первоначальная сумма в 5 долларов была по тем временам весьма щедрым вознаграждением, превышавшим рыночную стоимость самого дотара. А чтобы получить награду, охотнику достаточно было предъявить «морду» убитого тюленя инспектору рыбнадзора или другому местному чиновнику. Большинство этих джентльменов были совершенно не способны установить, кому принадлежит предъявленная им окровавленная морда — дотару или какому-нибудь другому виду тюленя. Понятно, что охотники за наградой, не долго думая, принялись убивать всех тюленей подряд, и в том числе последних уцелевших представителей племени «лошадиных голов».