Виктор Потиевский - Рисса

Закрыв лося, человек ушел.

Уг оказался в западне, хотя не сразу понял это. Он долго стоял прислушиваясь. Дневной шум города постепенно стихал, вечерело. Сгустившиеся сумерки успокаивали зверя. Растраченные силы медленно возвращались к нему. Теперь он уже мог покинуть свое убежище.

Бык подошел к двери, коснулся ее мордой. Он ожидал, что она со знакомым скрипом плавно отойдет назад, но дверь не открывалась, она упорно заслоняла путь Угу. Бык удивленно отступил от неожиданной преграды. Он вспомнил человека, враждебно-торопливо выскочившего из сарая… И тут Уг почувствовал злой умысел. Он не мог знать, почему его заперли, однако инстинкт подсказывал ему, что против него затеяно что-то недоброе. И они — эта дверь и человек, который ушел и которым здесь еще пахло, — его враги.

В груди быка закипела злоба. Нижняя губа свирепо оттопырилась, крупные выпуклые глаза налились кровью. Подогнув задние ноги, он резко привстал на дыбы и сильно ударил в дверь одной ногой и сразу же другой. От резкого и мощного удара дверь треснула и распахнулась.

Бык остановился здесь же, возле сарая, сурово озирая двор. Он был готов рассчитаться с врагом. Но вокруг было тихо и пустынно. И тогда Уг пошел со двора, приподняв морду и внимательно внюхиваясь в незнакомые городские запахи. Выйдя из ворот, замер. Его насторожил фонарь на столбе, чем-то похожий на луну, которую лось привык видеть в звездные ночи. Только фонарь раскачивался. И это очень удивило Уга. Чуть постояв, он пошел дальше, выискивая в густеющих сумерках путь к родному лесному простору.

Большой Уг шел быстрым шагом. От земли, покрытой асфальтом, от каменных домов и железных оград пахло чужим, враждебным — человеческой властью, силой, уверенностью. Бык чувствовал себя подавленно. И торопился. Путаные городские просеки — улицы — казались ему бесконечными. Бык старался сторониться прохожих, прятался за углами домов от ярко горящих, ослепляющих глаз автомашин. Сейчас, вечером, машин было меньше, чем днем, но они так же зло рычали на Уга. Внезапно лось ощутил, как в чуждые городские запахи влилось свежее и чистое речное дыхание. Он поднял морду и, раздувая ноздри, пошел на этот знакомый зов природы. Перемахнул невысокую, ядовито пахнущую краской ограду и совсем близко учуял воду.

Люди, гулявшие по берегу реки, протекающей через город, видели в свете фонарей, как большой лось, черный в сиреневом вечернем полумраке, спустился к реке, вошел в воду и долго-долго пил. Потом спокойно и быстро пошел по берегу. Никто не кричал ему вслед, не преследовал его. И он скрылся вскоре за поворотом реки.

Угу не надо было теперь выбирать дорогу. Повинуясь своей давней привычке, он шел по течению вниз. Так всегда он отыскивал озеро. Поднимаясь вверх по течению находил родник.

Твердая почва отлогого, покрытого невысокой декоративной травой берега позволяла Угу быстро, без остановок, уходить из города.

Люди с набережной едва успевали обратить на него внимание, как он растворялся в темной пелене сумерек. Он шел довольно долго, миновал городской парк, повернул вслед за новым изгибом реки, и тут путь быку преградил забор, уходивший прямо в воду. Но разве он мог остановить лося? Большой Уг вошел в реку и поплыл. Отфыркиваясь, он сильно греб всеми четырьмя ногами. Как и при ходьбе по топкой трясине, в воде, когда он греб, половинки его копыт раздвигались, растягивая перепонку, и копыто становилось широкой гребной лопастью. Уг плыл, рассекая воду, не обращая внимания на мелькающие береговые огни, на людей, которые с интересом и удивлением разглядывали плывущего по освещенной фонарями реке крупного зверя.

Когда на лося надвинулась темная громада моста, он перепугался. Огромное, незнакомое ему сооружение, повиснув над водой, казалось, вот-вот обрушится на него. Мост грозил ему, гулко отражая и усиливая каждый плеск, фырканье, шлепанье по воде… Хотелось повернуть назад, но было поздно, течение увлекало его, и он поплыл еще быстрее.

Большой Уг пронесся под мостом и сразу ощутил облегчение, почувствовав над головой простор ночного неба. Река расширялась. Неутомимый бык все плыл и плыл.

Огни города давно исчезли. На одном берегу ветер гулял над широким холмистым простором, а на другом стоял высокий, укутанный мглой лес.

Лось повернул к лесистому берегу.

Лось выбрался на берег, отряхнулся, прошел несколько шагов, прислушался. Поднялся на пригорок, насторожив большие нервные ноздри. Было тихо. Пахло семенами лесных трав, зрелыми ягодами, мхами, можжевельником. С опушки тянуло острыми испарениями мухоморов. Приподняв морду, внюхиваясь в запахи осеннего леса, вслушиваясь в обманчивую тишину ночи, Большой Уг медленно углубился в лес. Ночь, тихая, теплая, благоухающая настоем трав и хвои, тоже будто прислушивалась к быку — его шагам, дыханию.

Уг был голоден, но он настолько устал, убегая от грозы, плутая по городу и выбираясь из него в лес, что предпочел еде отдых.

Едва он улегся на мягком пахучем мху у самой вершины холма, как сразу же погрузился в тяжелую дремоту.

Родной лес, будто радуясь возвращению своего сына, окутал его сладкими запахами, укрыл теплой густой мглой.

В последние дни похолодало. Ветреные закаты, огненные от красного и холодного солнца, чередовались с тихими морозными рассветами. Каждое утро Уг замечал все больше пожелтевшей травы, все больше опавших листьев: оранжевых, желтых, багряных. Словно часть алого солнца влилась в эти листья, разметавшиеся по бескрайним лесам, и потому оно теперь грело слабо и редко. Ночью иногда появлялся иней, обнимал снизу стволы деревьев, делал травы похожими на белый ягель и приятно холодил язык.

Приближение зимы не беспокоило быка. За последний месяц шерсть его заметно удлинилась, стала гуще, подшерсток уплотнился — зверь был готов встретить холода.

Теперь Большой Уг редко отдыхал днем. Ему вдруг стало очень тоскливо одному. Он все бродил как неприкаянный по лесным тропам, по дорогам и опушкам, стараясь уловить знакомый родной запах своей подруги, с которой он провел немало радостных дней прошлой и позапрошлой осенью. В поисках лосихи он часто выходил на обнаженные вершины скалистых сопок. Будто утесы над морем, нет-нет да и возвышаются они над чащобами в северных лесах. Деревья редко взбегают на их кручи, потому что скалы едва прикрыты почвой и мхами.

Упираясь копытами в скалу, Большой Уг втягивал запахи, улавливал звуки. Гордо подняв голову, осматривал лес, простершийся внизу. И вдруг, задрав морду, затрубил.

Гулко и мощно покатился грудной, низкий и властный рев. Покатился над холмами и оврагами, озерами и лощинами. Уг звал свою подругу. И одновременно бросал вызов соперникам.