Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников

После того как лес в основном вырубили, а лакандонские майя оказались изгнанными со своих земель и уцелели в трех последних деревнях, правительство и всевозможные неправительственные организации попытались спасти остатки леса, ограничив иммиграцию, запретив рубки и создав огромный биосферный заповедник Монтес-Асу-лес (“Голубые горы”). Поселенцам это, естественно, не понравилось. Конфликт стал одной из основных причин массового восстания в 1990-х годах, возглавленного левацкой группировкой под названием Сапатистская армия национального освобождения (EZLN) в честь Эмилиано Сапаты, мексиканского революционера начала XX века, которого сегодня, наверное, назвали бы маоистом.

Сапатистское восстание поставило всевозможные природоохранные организации перед болезненным выбором. Большинство из них считали себя защитниками природы и коренного населения одновременно, отказываясь замечать, что эти две цели чаще противоположны, чем совпадают – особенно в развивающихся странах, где местное население давно стало слишком многочисленным и ему не хватает природных ресурсов, чтобы прокормиться традиционными способами. Теперь этим организациям пришлось выбирать между людьми и лесом, потому что EZLN требовала неограниченных прав на лесозаготовки, добычу полезных ископаемых и приватизацию земли. Сапатисты называли себя “коренными жителями”, хотя и представляли недавних мигрантов, а не последних оставшихся лакан-донских майя.

С годами конфликт несколько утратил остроту. Сапатисты в основном перешли на ненасильственные методы, и теперь их присутствие заметнее в интернете, чем в Лакандонской сельве. Они добились значительной автономии для некоторых частей Чьяпаса. В то же время природоохранные организации сумели убедить некоторые общины переселиться за пределы биосферного заповедника. Но уничтожение лесов продолжается, а многие виды животных вроде тапиров и ягуаров в Чьяпасе почти истреблены. Вдобавок у местных жителей сформировалась настоящая паранойя: они считают, что любые приезжие ученые занимаются биопиратством (то есть норовят патентовать найденные в лесу лекарственные растения и микроорганизмы, не делясь доходами с аборигенами), и устраивают скандал каждый раз, как кто-то пытается вывезти из леса только что открытую мушку Их не смущает, что сами они наносят лесу несравнимо больший ущерб, чем все исследователи, вместе взятые, и того и гляди уничтожат его совсем.

Мой разговор с тремя сапатистами получился непростым. Они не любили американцев, с подозрением относились к биологам и ненавидели людей, без спросу заходивших в лес, который они считали своим. Я объяснил, чем занимаюсь, но это только ухудшило ситуацию. Старший из них сказал, что я все придумываю, ведь всем известно, что крокодилы не поют. Он уже смотрел на меня как грозный ацтекский воин, готовящийся принести пленника в жертву богу войны. В этот неприятный момент самый младший сапатист, похожий на подростка, нарядившегося для игры в пейнтбол, неожиданно заговорил в первый раз за всю дискуссию.

– Извините, команданте, – сказал он. – Крокодилы и вправду поют. Я иногда слышу их, когда охочусь. Они звучат как бензопила, когда плохо заводится.

Ситуация мгновенно изменилась. Люди, живущие в глухих местах, всегда слушают с большим интересом, когда им рассказываешь что-то про их край, чего они не знают. Мне пришлось прочитать импровизированную лекцию о брачных ритуалах крокодилов. Вскоре стало понятно, что Хорхе (так звали молодого парнишку) тоже было что рассказать. В частности, он сообщил, что крокодилы американский и Морелета размножаются в разное время года. Все книги и профессиональные зоологи оказались не правы. По словам Хорхе, американские крокодилы “поют” в основном в феврале, когда по утрам прохладно. В начале марта, когда утренние часы становятся теплыми, они замолкают, а крокодилы Морелета, наоборот, начинают “петь”.

Я спросил, не сможет ли Хорхе остаться со мной на несколько дней (чтобы убедиться, что я не занимаюсь биопиратством или колдовством). После недолгих уговоров команданте согласился дать ему несколько дней отпуска.

Как оказалось, Хорхе было уже двадцать два. Его мать была лакандонской майя, а отец – юкатекским майя с полуострова Юкатан. Когда ему исполнилось десять лет, отец поехал на заработки в США, и больше о нем никто ничего не слышал. Хорхе был слишком маленьким, чтобы работать в поле, поэтому он стал учеником охотника и вскоре достиг таких успехов, что ухитрялся прокормить мать и двух сестер. Позже семья переехала в деревню покрупнее, и он записался в пограничный патруль сапатистов. Эта служба давала ему возможность по-прежнему проводить много времени в лесу.

Вдвоем мы могли наблюдать за двумя озерами одновременно. Неожиданная помощь пришлась как нельзя кстати, потому что на следующий день, идя через болото, я случайно задел подводную корягу и содрал ноготь на большом пальце ноги. Хождение пешком от озера к озеру теперь занимало много времени. Команданте оставил Хорхе мешок риса, который оказался удачным дополнением к моей диете из рыбы и лесных орехов. И конечно, было интересно пообщаться. У нас нашлось много тем для разговора: причудливые привычки лесных обитателей, тонкости искусства чтения следов, вопросы охраны природы, мексиканская политика… и иногда девушки.

Погода как раз поменялась, по утрам стало тепло, и крокодилы Морелета начали “петь”. Американские крокодилы не “выключились” сразу, но через какое-то время постепенно замолчали. Как и у других видов крокодилов, в каждом озере “пел” только самый крупный самец. Я знал, что это самцы, потому что иногда наблюдал, как они занимаются любовью с крокодилами поменьше. Спаривание у крокодиловых практически всегда происходит в воде: самка почти целиком погружается, а самец обвивается вокруг нее и обнимает всеми четырьмя лапами. Даже если он вдвое больше ее, это не вызывает никаких заметных трудностей – может быть, потому, что прелюдия длится больше получаса.

Все “песни” крокодилов Морелета, которые я наблюдал, состояли из инфразвука и громкого, отрывистого рева. Они звучали совсем не так, как тихий “кашель” американских крокодилов, но на спектрограммах выглядели почти одинаково. Я так и не выяснил, каким образом эти два вида избегают полного перемешивания. Может быть, гибридизацию ограничивает сочетание нескольких факторов: разница в местах обитания, времени размножения и звучании “песен”.

Я не видел ни одного шлепка головой, но потом узнал, что мексиканские биологи наблюдали крокодилов Морелета, шлепавших головой в неволе. Может быть, я просто наблюдал за ними недостаточно долго. В любом случае ревут они намного чаще, чем шлепают, как и предсказывала моя теория для вида, живущего в маленьких озерах и лесных болотах.