Олег Вороной - Под знаком тигра

— Земляки, а можно на вашем костре чайку заварить, а то спички бракованные попались — не загораются, язви их, тить-теревить. Дома, не глядя, сунул в рюкзак, а теперь хоть плачь! — как можно искренней постарался выразить своё отчаянье, словно заставляя себя забыть, что есть ещё в запасе коробок нормальных спичек.

— Да, чего там — садись с нами, мы сейчас всё одно обедать будем, — поднял ко мне своё исцарапанное лицо седой бородач.

— Садись, садись, — загудели наперебой вдруг очнувшиеся от оцепенения шишкари.

Засуетились, собирая домашнюю ещё снедь на таёжный «стол» — кусок брезента.

Над костром повис на натянутом тросике большущий чайник, который сразу же тихонько запищал, словно от щекотки: и приятно, и терпежа не хватает. А огонь полыхает, старается, щекочет огненными пальцами круглые чайничьи бока, пока тот не задрожит мелкой дрожью от едва сдерживаемого смеха, а потом вдруг расхохочется от всей души, вскипев. Эх-ма! Благодать-то какая вокруг! Таёжная! Низкое и неяркое октябрьское солнце льёт такой блескучий свет, что блестит вокруг всё: красно-коричневый, цвета старой меди, блеск у кедровой коры; стальной блеск дамасской узорчатой стали у дубовых стволов; россыпными золотниками блестят павшие листья, вперемешку с рубиновым блеском кленовых красных звёзд. Всё сухое, а блестит!

А есть ли где ещё такие опьяняющие запахи? Человек когда-то давным-давно надышался этой пьянящей осенней сладкой терпкостью и стал экспериментировать: придумывать специи для еды и… благовония для женщин.

— Будешь с нами? А что так? Только чай? Ну — смотри.

— Ну, слава Богу, живые! — поднял свою кружку бородач.

Вразнобой чокаясь, шишкари вдохновенно гудели: «Живы! Живые!» Потом минутное затишье, сопровождаемое стуком ложек, шумом жующих мужчин. Снова призыв: «За нас!» Кружки уже разом сдвинулись, напряжение ушло, раздались смешки.

— А чего ты, Петруха, своей Настюхе скажешь, когда домой с расцарапанной репой нарисуешься? Не иначе, оправдаешься: мол, шишки собирал?

— Ха-ха-ха! — всколыхнулся огонь от дружного хохота.

— Не, он скажет, что тигрица страстная попалась.

— Хо-хо-хо! — отшатнулся от кострища терпкий дымок и, словно тоже смеясь, сизо и весело заклубился ввысь, пританцовывая.

— Да не, он честно признается, что не знал, что в тайге доярки дикие.

— Хи-хи-хи! — со всеми вместе запищал, мелко дрожа, вновь закипающий чайник.

Вдоволь насмеявшись, мужички понемногу утихли, завздыхали, стали снова смотреть на огонь.

— Так что случилось-то? — не выдерживаю. Молчание.

— Ну, ладно. Благодарствую за чай-костёр. Пойду я. Ещё часок светло будет — пробегусь по кедрачу. Пяток мешков, глядишь, и успею собрать. А ночевать пойду в зимушку — до неё километр.

— Стой! — остановил бас бородача. — Тебя как звать? Виктор? Ну, а меня Борис. Это вот Сашок. Это Петруха. Это опять Сашка. Это Василий. Это Андрей. Это Пашка. Все семеро. Сродственники мы. Сокольчанские. А ты откуда? А-а — тоже местный. Ты это… ну, в общем, не ходи никуда. Тут тигр рядом. Здоровенный. Видишь, как нас всех семерых уделал? Как-как? Да вот так. Ещё вон машину помял. Иди, глянь. С той стороны.

Иду к автомобилю, обхожу и вижу, что новый ещё внедорожник ГАЗ-66 с будкой-вахтовкой, или «кунгом», — весь в свежих вмятинах, стёкла с левой стороны выбиты. Ничего себе!

— Поглядел? Вот так-то. Хорошо — шею никто себе не свернул, а то бы было горе.

Видя моё полное недоумение, Борис красочно и подробно рассказывает о случившемся:

— Едем. Петруха, самый глазастый, вдруг кричит: «Тигр!» Глядим — точно! Стоит, красавец. За рулём Сашка. Как закричали, он от неожиданности оглянулся, а машину — раз! — и стянуло боком под откос. Забуксовал — грязь же после дождя, и машина встала с большим креном. А все-то на тигра глядят. А тот, как машина остановилась, прёт прям к нам! Мы-то все справа сидим, возле двери… И вот прёт этот танк прямо на нас, всё быстрее и быстрее! Сначала шёл враскачку. Потом пасть нацелил и — понёсся!

Десять метров!

Пять!

И тут мы не выдержали! Что случилось — понять не можем. Вроде охотники все. Шарахнулись одномоментно с правой стороны на левую, и машина… завалилась на бок! Мало того что сами попадали на разбитые стекла, так ещё на нас сверху посыпались и гайки, и болты, и запчасти — их в ящиках под сиденьем много… Пока из-под железяк и шмоток вылезли, пока из машины выбрались. Да! Как там у Лермонтова? «Смешались в кучу кони, то есть вещи, люди и залпы тысячи орудий слились… в тигриный рёв». Поревел тигр и ушёл. А мы давай машину поднимать, на колёса ставить. И домкратили, и верёвки скручивали. Вот приехали! Так что, извиняй: из-под танка мы.

Сестре Елене посвящается

— Никогда по тайге не бегай! — вдруг произнёс собеседник и замолчал, задумчиво сдвигая угольки в центр кострища гибким ивовым прутом.

Поломал и аккуратно набросал сверху веточки, пощурился от едкого дыма, подул на потрескивающую пирамидку, довольный. Отпрянул от взвившегося огня, протянул к нему ладони, словно нерешительно прикасаясь к талии жгучей красавицы, и неторопко, словно прислушиваясь к самому себе, продолжил:

— Пацаном я ещё был, на пасеке помогал мёд качать. А тут закончилась вощина, и посылают меня на соседнюю пасеку вощины в долг взять. Аккурат, говорят, до темноты успеешь на тракторе. А что мальчишке лишний раз на тракторе по тайге проехать? Счастье! Тем более, дочка пасечника — Галя. Такая-разэтакая. Косы! Брови! А глаза! Эх, на всю жизнь! Раз из-за неё упал с полными мёдом рамками прямо возле медогонки — загляделся. Смеялась. Так звонко и чисто, словно жаворонок под солнцем. Мечта! До сих пор…

Ну вот, ехал-ехал по колее, да застрял — не рассчитал, не переключил вовремя передачу, хотел с разгону лужу проехать, но трактор завяз и заглох. Заводить — не заводится. Оказалось, в пусковом двигателе бензина нет. А ехать-то всего с километр осталось да обратно три. От силы сорок минут времени на всё пешком, но начало уже смеркаться. Успею, думаю, бегом. Побежал. Бегу и не могу понять: то ли рычит кто, то ли трактор где-то работает. Остановился, покрутил головой — непонятно, и дальше бегу. И тут зарычало совсем громко и близко, над травою экзотической папуасской маской возникла тигриная личина…

А красавица горит-полыхает от страсти, обжигает ладони, бьётся в усладе, дрожит нетерпеливой дивной дрожью, и ладони то отпускают, то сжимают горячую талию…

— Помню: очень хотел убежать. Но, слава Богу, от страха колени подгибались, бежать просто не мог, а только пятился. Страху натерпелся! Никогда по тайге не бегай!

— Хотите — верьте, хотите — нет, но меня тигр… спас. Помог выжить. Без него не дошел бы до людей. Нет, не дошел бы. Завалился бы в кювет, да и замерз бы или кровью истек…