Джон Куллини - Леса моря. Жизнь и смерть на континентальном шельфе

«Видно!» — завопил мой товарищ, с напряженным вниманием смотревший вниз, вдоль поднимающегося троса. По сигналу машинист лебедки притормозил. Камера медленно поднималась, мерцая желтыми бликами на фоне темной воды. Из-за качки ее корпус вращался как бешеный. Два раза я дотягивался до него, но не мог поймать. С третьей попытки я поймал его, но получил удар. Моя рука, привыкшая к тепловатой смеси дождя и брызг Гольфстрима, прикоснулась к холодному, как лед, металлу. Это напомнило мне, что па глубине нескольких сот метров, у обращенного к берегу края Гольфстрима, проходит граница холодных вод континентального склона. Когда мы втаскивали камеру, изо всех сил стараясь удержать ее на судне, которое бросало из стороны в сторону, я стал размышлять о том, как трудно реально представить себе, что этот аппарат работал в холодной, разрушающей среде, почти в двух километрах под нами.

К моему удивлению, сам Эр Джи появился из затененной кабины машиниста лебедки и помог нам нести все это оборудование по качавшейся палубе в «мокрую» лабораторию. Он выглядел гораздо лучше, чем накануне, но, хотя он улыбался своей мрачной улыбкой, по глазам Эр Джи было видно, что он измучен. В лаборатории мы поставили корпус на пол. Эр Джи быстро вытер его досуха тряпкой, отщелкнул скобу и пробормотал: «Ну, на этот раз намотка сработала».

Я не мог определить, была ли в его голосе надежда или нет. Я был почти уверен, что он тут же вынет пленку и отправится в темную комнату, и поэтому очень удивился, когда он устало сказал, как будто читая мои мысли: «Думаю, что сейчас я не в состоянии налить фиксаж в ванночку; оставим пленку до утра». Мы привязали корпус камеры к кронштейну и ушли из лаборатории. Было 04.30.

Было прекрасное утро. Волны по-прежнему были высокими, но теперь они выстроились в правильные ряды, и судно уже не качало так сильно, как в предыдущий вечер. Над головой, между небольшими, гонимыми ветром облаками, проглядывало ярко-синее небо. Воздух был намного холоднее и суше, пахло свежестью, как от только что выстиранного белья. Когда солнце пробивалось сквозь облака, море блестело синью, как небо.

Мы направлялись домой. Работягам-геологам нужно было сделать еще несколько станций на шельфе, но в общем работы осталось относительно немного. После вчерашней непогоды и утомительного напряжения сил было приятно это сознавать.

Я сидел в салоне вместе с остальными, когда туда вошел Эр Джи, держа катушку с пленкой, еще мокрой после обработки. Все разговоры прекратились. Эр Джи вытащил кусок пленки из катушки и поднес его к свету. Кадрики были правильной прямоугольной формы, экспозиция ровной. Мы столпились, чтобы рассмотреть пленку лучше. Изображения были четкими! Складки отложений, узкие дорожки, холмики, норы, рыба!

Все было ясно и четко видно.

«Аллилуйя», — сказал он.

Континентальный шельф Мексиканского залива, возможно, заключает в себе большее разнообразие, чем любая другая зона подобного масштаба в пределах прибрежных вод Северной Америки. Состав вод шельфа и их циркуляция сложны, вследствие того что они смешиваются с водами рек, стекающих с прилегающих к шельфу районов Соединенных Штатов. Характер дна чрезвычайно разнообразный. Фауна и флора сочетают элементы умеренного пояса Атлантики и Карибского моря в пропорциях, зависящих от места и времени года. Выбрать отправную точку для исследования мелководного пространства залива трудно. Наверное, лучше всего начинать в месте, которое сохраняет связь с отдаленным геологическим прошлым залива и в то же время отражает нынешнее состояние концентрированного биологического богатства этого района. Назовем его «страной холмов» континентального шельфа.

Весь широкий скат северо-западной части Мексиканского залива усыпан несчетным количеством подводных холмов. Многие из них находятся далеко от берега, на едва заметно углубляющемся шельфе. Другие встречаются еще глубже — на континентальном склоне или за ним. Здесь, в таком удалении от суши, подводный климат в основном океанический, с характерными для него чистой водой, стабильной соленостью и минимальными перепадами температуры. Биологию шельфа определяет влияние Карибского моря.

Покрытые многоцветным ковром, сотканным из живых организмов, эти холмы получили у некоторых ученых название «цветочные рифы». Их населяют многочисленные тропические существа, и для некоторых из них этот район является крайней северной границей их постоянных поселений в водах, омывающих Северную Америку. Холмы не являются настоящими коралловыми рифами, хотя на них и живут рифообразующие кораллы, качающиеся рощи горгонарий, или плетевидных кораллов, морские перья, актинии, сидячие полихеты с перистыми щупальцами и чашевидные губки. Все они уроженцы тропиков. В тенистых галереях, под прочными сводами, так редко встречающимися на открытом шельфе, и в окружающей каждый холм толще воды, внушающей относительное спокойствие, миллионы пловцов ищут убежище и пищу.

Тайна происхождения этих своеобразных холмов скрыта от нас тысячами метров осадочных пород и десятками миллионов лет геологических эпох. Ученые, занимающиеся вопросами происхождения земной коры, следующим образом воссоздают события, приведшие к появлению холмов.

В течение немыслимо долгого промежутка времени, названного юрским периодом, в районе Мексиканского залива создавались условия, приведшие к установлению там сухого климата. Чрезвычайно малое количество атмосферных осадков, выпадавших в этой зоне, и солнце, многие тысячелетия иссушавшее эту пустыню, были причиной того, что реки истощались и высыхали задолго до того, как они достигали огромного внутреннего моря, простиравшегося значительно дальше на север и запад, чем сейчас. Испарение превышало пополнение запасов воды.

Только мелководный проход, частично заполненный массивным рифовым барьером, соединял на юге более глубокий участок залива с морем. Приток морской воды из узкого Атлантического океана, тогда только что образовавшегося в разрыве между Африкой и Америкой, предохранил этот район от полного высыхания. Как и ныне, проход в залив лежал между полуостровами Юкатан и Флорида. Последние, по мнению некоторых геологов, представляют собой мегаатоллы — бесчисленные кубические километры коралловых известняков, сросшихся на поверхности вулканов, которые охватывают все это пространство пунктирной линией.