Array Array - Наветренная дорога

Я поблагодарил и сказал, что не смогу пройти так далеко. Покуда она не видела, я засунул деньги в корзинку, где лежала обувь.

― Я пойду раскапывать другое гнездо canal, — сказал я. — Мне не верится, чтобы в этом были яйца.

― Ай–ай! — воскликнула она. — Вы будете зря себя мучить. Черепаха снесла их здесь, именно тут! И вы не найдете гнезда, которое легче раскопать, чем это.

― Возможно! — ответил я. — Но здесь я больше рыть не стану. До скорой встречи.

Миссис Ибарра бросила на меня взгляд, в котором сквозило сострадание. Ударом пяток тронула лошадь, и та пошла вдоль полосы прибоя уверенным, семенящим ша­гом, которым она, вероятно, дойдет до самого Тортугеро. Потом миссис Ибарра обернулась и помахала рукой.

― Adios, pues [70] До свидания ( исп. ). , — крикнула она.

Маленькая дворняжка, увидев отъезжающую хозяйку помчалась вслед и заняла свое место впереди лошади.

Первый неожиданный порыв послеполуденного бриза как бы стер блеск воды и окрасил ее в черный цвет. Цокание копыт постепенно затихало вдали, и, когда оно замерло, осталось только журчание бегущей волны да прерывистый посвист крачки, скользившей и нырявшей в нарастающем потоке ветра.

Карибы называют его Йере — местом, где летают колибри. Там есть озеро есте­ственного асфальта, и оттуда родом музыка шумового оркестра — стилбанда. Это последний остров на пути к югу, самый благодатный и беспредельно прекрасный сре­ди всех остальных.

Я ехал восточной, наветренной дорогой острова Тринидад в Токо, и для меня этот остров, таившийся в дымке утренней зари, был прежде всего родиной загадочной ля­гушки–псевдис. В то утро я радовался всему, что происходило в окружающем меня мире, и эта радость объяснялась вовсе не наступлением тропического дня, и не ду­мами о черепахе–батали, и не лежащими передо мной бескрайними берегами, на ко­торых эта черепаха встречается. Мое появление здесь объяснялось не здравым смыслом, а полупрофессиональным капризом. Морские черепахи были истинной причиной, которая занесла меня на Тринидад, а отличное побережье и места, где жили ловцы черепах, определяли мой маршрут и места остановок. Но не песчаные отмели, вдоль которых мне предстоял долгий путь, вселяли в меня надежду. Зага­дочная лягушка–псевдис — вот кем с самого утра были заняты мои мысли!

Я ехал в Токо, и легкий туман как бы заставлял маленький автомобиль «Остин-40» работать с перегрузкой. Воздух был пронизан запахами моря, ленивые утренние вол­ны не спеша карабкались на серые скалы, я чувствовал себя великолепно. Основной причиной моего хорошего настроения была перспектива увидеть загадочную лягуш­ку, легендарную псевдис, и услышать ее голос.

Мне издавна нравились лягушки. Я полюбил их еще задолго до того, как избрал профессию зоолога, но не узнал о них ничего нового с тех пор, как изменил своей давней привязанности. Мне нравится лягушачья манера смотреть, их внешний вид и особенно их обычай собираться теплыми ночами в сырых местах и распевать там песни о любви. Лягушачья ночная музыка прелестна: она полна оптимизма и скрыто­го смысла, на мой взгляд, она гораздо выразительнее пения птиц. Конечно, в песне многоголосого пересмешника значительно больше виртуозности, но, как мне расска­зывали, пересмешник поет на занятой им территории только для того, чтобы заявить другим самцам свое право на захваченную территорию. И как бы ни была благозвуч­на такая песня, ее подоплека слишком обыденная.

А лягушачий самец поет с целью привлечь и соблазнить самку. Самцы сидят у края пруда и, всяк на свой лад, квакают и насвистывают, гудят или орут, когда нечто та­инственное подсказывает им изнутри и извне, что наступило время для создания но­вых лягушек. На призыв самца откликается самка. Песня лягушки — призыв к под­держанию непрерываемого потока жизни.

Таково «философское» обоснование моей прихоти послушать песню лягушки–псевдис. Выражаясь точнее, я коллекционирую в голове лягушачьи песни точно так же, как иные люди собирают в альбом марки. А если говорить более откровенно, я заинтересован в псевдис потому, что эта забавная лягушка вызвала в стародавние времена у зоологов много волнений и упоминалась во всевозможных сенсационных доказательствах, включая и такие, в которых утверждалось, что лягушки — предше­ственники рыб, а не наоборот, как это уверенно считаем мы теперь.

Общеизвестно, что для лягушек характерно возвращение в водную среду, где они мечут икру. Икринки превращаются в головастиков, и они, если им будет сопутство­вать счастье, сделаются лягушками, которые выползут на сушу и вырастут до разме­ров значительно больших, чем головастики. Такова одна из главных особенностей земноводных. Конечно, бывают некоторые исключения, но большинство пород лягушек ведет себя именно так.

Загадочная лягушка–псевдис отходит от этих канонов по двум направлениям. Прежде всего подрастающая лягушка остается в воде и проводит жизнь среди голо­вастиков. Еще более примечательно, что вполне взрослая загадочная лягушка зна­чительно меньше по размерам, чем огромный большехвостый и пузатый головастик. Появившийся на свет лягушонок как бы переживает метаморфозу уменьшения и больше никогда не вырастает до величины головастика.

Конусообразное тело взрослой лягушки имеет в длину несколько более двух дюймов, у нее удобная для плавания заостренная голова, небольшие передние и мощные задние лапы, оканчивающиеся пальцами. Лапы снабжены длинным, отходя­щим вбок большим пальцем, которого не бывает ни у одного из обитающих в Новом Свете ее сородичей, и этим пальцем лягушка проталкивает в рот пищу или цепляет­ся за прутики и плавающие листья, когда ей нужно удержаться на поверхности воды или на дне.

Взрослая лягушка–псевдис похожа на ксенопуса — снабженную когтями афри­канскую водную лягушку, которую теперь часто называют «лягушкой беременности», так как ее используют в опытах при анализе беременности женщин.

Головастик лягушки–псевдис по внешнему виду напоминает знаменитого мекси­канского аксолотля, который принадлежит к саламандрам. Аксолотль достигает по­ловой зрелости еще в младенческом возрасте и размножается, будучи головастиком. Он дышит жабрами и никогда не выходит на сухую землю, окружающую родные во­доемы.

Посмотрев на головастика лягушки–псевдис, вы можете принять его за аксолотля, но тут вы ошибетесь. Так же как у аксолотля, у головастика этой лягушки не все лад­но с гипофизом, а может быть, со щитовидной железой. но возможно, одновременно и с тем и с другим. Однако за исключением огромного роста головастика у псевдис нет сходных черт с аксолотлем, и никогда не было замечено, чтобы головастик ля­гушки–псевдис достигал половой зрелости прежде, чем он сменит жабры на легкие и снабженный плавником хвост на мускулистые и приспособленные к плаванию лапы.