Ф Марз - Кошки

— А вы расскажите мне, — предложил я моряку. — Я ведь фантазировать не стану.

Моряк охотно согласился, но для того, чтобы узнать подробную историю оригинала триестского четвероногого «Боцмана» с рыжею шерстью, длинным пушистым хвостом и желтыми глазами, мне пришлось обождать, пока с «Астры» не ушли все пассажиры и пока капитан далматинец не отпустил на берег часть команды, в том числе и моего знакомца.

Едва мы с Ризничем, — так звался матрос, — спустились к сходням с борта «Астры», как «Боцман» оказался рядом с нами.

Через десять минут, когда мы были уже достаточно далеко от набережной, кот неожиданно ускорил шаги, помчался и скрылся в дверях какого-то дома.

— Смотрите, Ризнич. А кот-то ваш сбежал, кажется, — сказал я.

— Ничего подобного, — возмутился матрос. — Не знаете вы этого хитреца. Чтобы «Боцман» мой от меня сбежал! Да за кого вы его принимаете?! Просто, он в наш матросский кабачок забежал. Знает, шельма, тот порт, в котором я сейчас якорь брошу и примусь мой камбуз съестными припасами нагружать.

Еще десяток шагов, — и мы очутились перед популярным триестским матросским ресторанчиком «Летучий Голландец». Кот уже ожидал нас, расположившись на стуле возле столика, стоявшего около окна.

— А, Ризнич, — крикнул матросу меднолицый буфетчик. — Я так и знал, что это ты идешь. «Боцман» вперед тебя забежал. Ну садись, садись. Чем угощать-то тебя?

Расположившись комфортабельно на матросских плечах, кот зажмурил глаза и принялся мурлыкать.

Пообедав, матрос снял кота со своей спины, уложил его на колени и, поглаживая мозолистою рукою, примялся рассказывать мне странную историю этого животного.

— Видите ли, дорогой мой, началось дело лет, надо полагать, восемь тому назад. И началось именно с меня.

Был я по делам — о документах хлопотал — в местном муниципалитете [8] Городское самоуправление. (Прим. ред.). . Ну, ждать пришлось, пока там архивариус справку наводил. А я от нечего делать с сторожами заболтался. Вдруг кто-то и крикни:

— Мартин!

А я, конечно, — как меня Мартином зовут, — по-матросски:

— Есть!

Тут общий хохот. Оказывается, не меня зовут, а кота. Вот этого самого жирного подлеца. Только тогда он еще совсем молодым был и куда тоньше.

Ну, подошел он ко мне, стал ласкаться. Была у меня в кармане колбаса. Отрезал я своему тезке кусок. Ничего, съел. Ласкаться стал, мурлыкать…

Потом позвали меня в канцелярию. Получил я бумаги, ушел. Разумеется, о коте и думать позабыл.

Пришел на «Астру», забрался в кубрик, на свою койку, спать залег. Просыпаюсь, — спит у меня в ногах тот самый кот. А пароход-то уже отчаливает. Якоря подняли, сходни сняли. Значит, завезем мы кота в Венецию.

Ну, на всякий случай пошел я доложить капитану. Так, мол, и так. Безбилетный пассажир.

— Черт с ним, — говорит капитан. — Авось, отработает: пусть крыс ловит. Да смотри мне: будет палубу пачкать — в мешок да в воду.

Ну, Мартин оказался благовоспитанным: насчет того, чтобы палубу пачкать, — ни-ни. Ловил ли он крыс, не могу сказать.

Вот всю ночь шли мы, утром подходим к Венеции, вошли с музыкой в Канала Грандэ, кот мой — сам не свой: мечется по палубе, мяукает, все к берегу присматривается. Явно — недоумевает:

— Куда, дескать, меня завезли? Что это за город такой?

Пришлось мне с матросами на берег спускаться; только сели в шлюпку, — кот прямо с палубы к нам прыгнул. На берегу все ходит, все пофыркивает, недоверчиво поглядывает.

Заболтались мы на Рива дель Скьявони в каком-то кабачке, — выходим, а кота нет.

Обидно мне стало: как никак на моей ведь душе грех, я ведь беднягу кота, да еще моего тезку, из Триеста на чужбину завез. Пропадет он тут.

— Что же это, — говорю, — братцы. Пропадет ведь коташка.

Ну, матросы хохочут.

— Авось, говорят, не пропадет.

Дошли мы до набережной, усаживаемся в гондолу, чтобы плыть к «Астре» — откуда ни возьмись, стрелою летит наш Мартин по набережной. Хвост вверх, уши торчком.

Ну, вечером, как всегда, «Астра» отошла в Триест. Всю дорогу кот спать мне не давал. Вышел я на палубу, — он всюду за мной. Как собака, трется у моих ног, жалобно мяукает.

А пришли мы утром в Триест — видели бы вы, что тут с ним было.

Визжит, катается, прыгает, кувыркается, мурлычет. Совсем от радости с ума спятил.

Первым и выскочил на берег, да как ушкварит по набережной! Словно рыжий шар катится.

Прошло, надо полагать, с неделю. Позабывать я Мартина стал. Как-то раз собрались мы опять в обычный рейс на Венецию — глядь, — а Мартин у нас на палубе, как старый знакомый, ходит.

Заучил он эту дорогу: съездит с нами в Венецию, побродит там, вернется опять в Триест, неделю, две не показывается. Свои обязанности в городском муниципалитете, надо полагать, исполняет: крыс ловит в архиве.

Потом пришлось ему уже более дальний рейс совершить с тою же «Астрою»: поставили «Астру» на линию Триест — Неаполь, и в первый же раз поплыл кот с нами. Опять та же история: пристанем мы к какому-нибудь новому, для кота незнакомому порту, — он очень беспокоится.

Отправится на берег, все осматривает, знакомится, а потом вернется на борт, забьется в какую-нибудь каморку и до нового порта не подает признаков жизни.

Ну, долго рассказывать, а только потом пришлось нашему Мартину с «Астрой» и в Египте побывать, и в Мариуполе, и в Таганроге.

А так года четыре спустя, попал он в дальнее плавание — в Индию.

Дошли мы до Калькутты, — там беда приключилась: собирается «Астра» в обратный путь, а нашего «Боцмана», как прозвали мы кота, нет, как нет.

Смешно сказать: чуть я не дезертировал с судна, чтобы не покидать кота на чужбине. Товарищи только удержали, а то сбежал бы я.

Вот возвращается «Астра» в Триест. Входим мы в порт. Причаливаем. Канат завезли, подтягиваемся к набережной. А я стою да тоскливым взором все осматриваю: не выскочит ли из трюма коташка наш рыжий. Не примется ли бесноваться от радости, что опять мы на его родину вернулись.

Нет, нет. Остался в Индии, дурак рыжий. Пропал. Ну, ладно.

Полгода почти спустя, и уже не с «Астрою», а с «Радецким», попал я опять в Калькутту. Что бы вы думали? Только с матросами спустился на берег, держим курс к кабачку одному, галдим, руками машем — откуда ни возьмись прыг на меня рыжее чудовище.

Тощий, худой, ошарпанный.

Матросы даже испугались. Орут:

— Бешеная кошка!

А он, шельма, и в самом деле, как бешеный: рычит, визжит, пляшет на моей спине.

Ну, довезли мы его опять до Триеста, — он, как полоумный, с судна — шасть.

Зашел я опять по делам в муниципалитет, там рассказывают:

— Явился восемь месяцев пропадавший Мартин, всех своими курбетами насмешил.

Однако с тех пор Мартин «Боцман» сделался гораздо осторожнее: путешествует, но никогда не пускается в дальние плавания. Каким-то образом, очевидно пользуясь какими-то собственными соображениями и приметами, он путешествует удачно, и если забирается на какое-нибудь судно, то исключительно на такое, которое делает не очень отдаленные рейсы. Чаще всего путешествует этот хитрец в Венецию. Да мало того, что просто ездит, — нет, он приловчился так, что зачастую с одним пароходом приедет, на несколько суток в Венеции останется, выждет прихода другого парохода, присоседится к матросам и возвращается в Триест.