Алексей Калиновский - О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии [litres с оптимизированной обложкой]

В конце 1980-х – начале 1990-х годов в России стали в большом количестве появляться новые, до того времени неизвестные нам породы собак и кошек. Ох и прибавило же это работы ветеринарным врачам! Мало того что мы просто не знали особенностей содержания многих из них, мы не знали и специфических болезней, характерных для той или иной породы. Да мы вообще мало что знали. Помню, когда в 1996 году я впервые попал в Сан-Антонио на ежегодную конференцию American Animal Hospital Assosiation, членом которой я стал за год до этого, у меня чуть не случилось помутнение рассудка. Я не говорю про выставочный зал, в котором продавались доселе неизвестные мне инструменты, тесты, великолепные книги, которых я накупил целый чемодан. Дело в том, что в перечне докладов были указаны болезни, о существовании которых я даже не подозревал. И все эти хвори хлынули к нам. Мало того что породы и болезни были новыми для нас, так еще больше половины привезенных собак были откровенными инвалидами. Естественно, продавали их по принципу «вот тебе, Боже, что нам не гоже». Очень жалко было людей, которые вложили в собаку часто последние деньги в надежде разбогатеть на щенках, а вместо этого тратили все на лечение, которое подчас не давало желаемого результата.

Как-то в коридоре клиники меня остановил мужчина с большой лохматой собакой палевого окраса. От южнорусской овчарки ее отличали стоячие уши.

– Извините, вы Алексей Анатольевич?

– Да, а что случилось?

– Меня к вам направил Владимир Никифорович Митин. Он сомневается в диагнозе, просил, чтобы вы сделали гастроскопию и высказали свое мнение.

Владимир Никифорович Митин – величайший врач и величайший человек. Он был и ветеринарным, и медицинским врачом. К сожалению, он рано ушел из жизни, но оставил после себя плеяду талантливых специалистов, которые чтут традиции ветеринарной онкологической школы, основанной им.

С доктором Митиным мы были в замечательных отношениях. Когда я начал широко применять эндоскопию в своей практике, он оказался единственным человеком, который поддержал меня, не стеснялся направлять животных на обследования и всегда говорил, что за эндоскопией будущее.

– Извините, а что это за порода? – поинтересовался я.

– Это первый в России бриар – французская овчарка.

– Ну пойдемте, расскажите мне, что у вас приключилось.

Владелец подробно рассказал мне, что недавно купил Карата, так он назвал кобеля, во Франции. Забрал его перед вылетом и только в Москве заметил, что собака плохо усваивает пищу. Кобеля тошнит непереваренным кормом, сам пес какой-то худой. Осмотрев Карата, я был неприятно удивлен. Если бы не шерсть, то его грудная клетка напоминала бы стиральную доску, а живот ввалился и прилип к позвоночнику.

– Нам надо серьезно обследовать Карата: сделать рентгенографию с контрастным веществом, эндоскопию, УЗИ. Кровь и все прочее идет в праздничном наборе. Только после этого будет что-то понятно.

Я расписал план обследования, и владелец, увидев его, немного растерялся.

– Я человек занятой. У меня нет времени возить собаку. Не могли бы вы поместить его в стационар для обследования? Деньги для меня не проблема.

– А каков он по характеру? Дело в том, что ухаживать за ним будет наша Ольга. Человек она добрый, со всеми собаками договаривается, но все-таки…

– Я еще не понял до конца, он как-то временами порыкивает. Но пусть она не переживает: я помимо кассы заплачу ей отдельно, если вы не против.

Я никогда не был против, когда мои сотрудники зарабатывали деньги, ну а Ольга тем более. Она числилась в клинике санитаром, но была нашим ангелом-хранителем. Благодаря ей клиника всегда блестела, животные в стационаре были ухожены, ну а сотрудники – сыты. Кухня слыла ее пещерой Аладдина. В шутку мы ее называли нашей мамой Чоли. Свежа еще была память о сериале «Богатые тоже плачут».

Мы обо всем договорились, хозяин оформил на ресепшене все необходимые документы, оставил свой телефон, посадил Карата в клетку и ушел.

Первым делом Карат был переименован на русский лад – в Кондрата.

Приключения начались на следующее утро, когда у Кондрата надо было взять кровь. Первая попытка, которую предприняли наши доблестные фельдшеры, окончилась полной победой кобеля. Они выскочили из стационара с покусанными руками, сотрясая воздух отборной русской речью.

– А вы не пробовали вывести его в кабинет? – спросил я. – Он же в клетке на своей территории, а вы еще вдвоем туда вперлись.

– Точно! – Мужики развернулись и пошли назад. Что происходило в стационаре, я мог только догадываться по свирепому рыку Кондрата и ойканью с матом. Минут через пять Кондрата привели в кабинет. Пока он не успел очухаться, ему завязали пасть. Кобель предпринимал активные попытки сопротивляться, когда у него брали кровь, но мы были храбрые до безумия, пока он был с завязанной пастью.

Следующим номером запланированной на этот день программы была рентгенография. Но для этого кобеля требовалось напоить барием. Мы решили не развязывать ему пасть и заливать барий в угол рта. Я думаю, что не надо говорить, что мы все были в барии, но Кондрат свое съел.

К сожалению, то, что мы увидели на снимках, нас никак не порадовало. Нам предстала картина стеноза кардиального сфинктера и ахалазии пищевода. Это такая патология, при которой отверстие, по которому пища проходит из пищевода в желудок, открывается не полностью. Соответственно, часть ее поступает в желудок, а часть остается в пищеводе, растягивая его. Ощущая дискомфорт, животное эту пищу срыгивает. Решили дать Кондрату день посидеть, а потом сделать эзофагогастроскопию.

Когда Кондрата водворили на свое место и с морды сняли повязку, у его клетки появилась Ольга с миской в руках. Пока у нас шли боевые действия, она сбегала на институтскую кухню и взяла для него гаше – бульон, перетертый с вареным мясом, которым кормят людей после операций. И как всегда, мы стояли покусанные, а кобель лизал Ольге руки.

Через день сделали эндоскопию. Так как я хотел сразу услышать мнение специалиста, а видеоэндоскопии тогда еще не было, то мы позвали из отделения эндоскопии доктора Кузнецова. Диагноз подтвердился. Мы не знали, что делать, нашего опыта не хватало, а так хотелось помочь Кондрату.

Как всегда, спасение приходит неожиданно. Открылась дверь, ведущая из института, и на пороге появился профессор Дульцев со своей неизменной сигаретой.

– Что такие задумчивые? Это из-за покусанных рук? Кто это вас так?