Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс

В эту минуту Мара заметила меня. Мы с ней были отлично знакомы, но на мне был новый купальный костюм, и она меня не узнала. Судя по тому, как она прижала уши, решительно направляясь в мою сторону, я поняла, что мне не поздоровится. Чтобы смягчить силу ее прыжка и не упасть на острые кораллы, я с напускной непринужденностью потихоньку стала заходить за скалу, и едва успела положить повыше свой фотоаппарат, как львица бросилась на меня и сшибла с ног. Хорошо еще, что место было неглубокое. Тут Мара узнала меня, обняла лапами и стала нежно облизывать, а я ее погладила. Потом она встала и пошла обратно к плоту. Только тогда я заметила, что Мара случайно поцарапала мне руку, и стоило мне поднять ее из воды, как начинала капать кровь. Я все время окунала руку в соленую воду, чтобы промыть ее, а потом вернулась к берегу и сфотографировала сцену съемки.

Как же я была удивлена, когда увидела, что на берегу меня встречает медицинская сестра с аптечкой первой помощи. И хотя я очень любила нашу сестру и была благодарна ей за внимание, я все же попыталась ей объяснить, что уколы, которые она собирается мне сделать, совершенно ни к чему и достаточно простого стрептоцида. Он всегда отлично помогал мне при разнообразных повреждениях, которые я получала за годы, прожитые среди диких животных, а те раны были посерьезнее, чем эта поверхностная царапина. Но сестра была убеждена, что я испытываю невыносимые мучения и поэтому мне необходим морфий, а также лекарство от нервного шока, который скоро наступит, потому что поведение мое явно ненормально для человека с рукой, исполосованной когтями; затем мне предстояло получить инъекцию пенициллина и прививку против столбняка. Короче, я обязана выполнять все предписания — в конце концов, кто из нас лучше знает, как поступать в таких случаях?

Было ясно, что сестра нашла наконец единственную возможность применить хоть что-то из богатейших медицинских запасов, которые ей дали с собой на съемки такого опасного фильма, как наш, — в нем принимали участие двадцать львов, — и мне предстояло стать ее первой жертвой.

Поэтому все мои протесты были подавлены, и меня не только накачали всякими сильнодействующими лекарствами, но еще и отправили в госпиталь в Малинди, чтобы наложить швы. Ехать пришлось двадцать миль, и мне стало очень плохо, я еле-еле дотащилась до дверей больницы. Меня так оглушили лекарствами, что доктор решил сделать еще одну инъекцию, как противоядие от всех предыдущих. К этому времени мне уже все было настолько безразлично, что я почти не чувствовала, как возятся с моей рукой.

Наконец мне разрешили вернуться домой и лечь в постель. Одурманенная лекарствами, я задремала. Но поспать не удалось — очень скоро появились посетители, чтобы узнать, как я себя чувствую. Хотя, по-моему, все было вполне очевидно, они болтали до тех пор, пока не пришла следующая группа, за которой последовала еще и третья. А мне хотелось только одного — чтобы меня оставили в покое. Лишь через двое суток я оправилась от такого лечения, и все это время Пиппа была рядом со мной. Я была очень тронута этим доказательством ее привязанности — ведь наше знакомство продолжалось всего две недели.

Всю жизнь я мечтала о ручном гепарде. Потом появилась Эльса. После ее смерти я дала себе слово никогда не привязываться ни к какому животному. Но гепарды по темпераменту и характеру совсем не похожи на львов, и я почувствовала, что могу полюбить Пиппу, не изменяя памяти Эльсы. Львы общительны, открыто выражают свою любовь, очень постоянны в своих привычках, никого не боятся и ведут себя спокойно и уверенно, а гепа рд скр ытен, всегда насторожен и напряжен и инстинктивно старается спрятаться. Теперь, слушая мурлыканье Пиппы, я была довольна так же, как и она.

Киногруппа возвратилась в Наро Мору, а я задержалась, чтобы снять для телевидения рекламный ролик, показывающий красоты Кении. Для съемки были выбраны, кроме других мест, недавно раскопанные развалины древнего арабского города Геди. Атмосфера там была мрачная, но Пиппа оживляла эти руины: ее золотой пятнистый мех великолепно выделялся на фоне серых камней, когда она скользила среди узорчатых обвалившихся ворот и дворцовых стен. Когда мы покончили с делами, оказалось, что нам с Пиппой придется одним проехать на машине от Момбасы до Наро Мору — целых 420 миль. Через несколько часов ей все надоело и она не только принялась прыгать по кабине, но и норовила все время усесться то на руль, то на мою больную руку. В конце концов мне пришлось посадить ее в проволочную клетку, которую я захватила на всякий случай. Пиппа была ужасно возмущена. Ей никогда еще не приходилось сидеть в клетке, и она яростно сопротивлялась, издавая самые разнообразные крики, похожие на птичье щебетание. В этом наборе я узнала крики франколина. Только через два часа она устала и угомонилась.

В то время я еще очень мало знала о повадках гепардов и поэтому решила, что эти звуки — естественное выражение недовольства. Но позднее, расспросив орнитологов и специалистов по гепардам, я поняла, что мне посчастливилось наблюдать редкостное явление — дикого зверя, подражающего птичьим крикам. Хотя впоследств ии я е ще два раза слышала, как Пиппа подражает франколинам, но такого разнообразия звуков уже не было; впрочем, с тех пор она ни разу не попадала в столь отчаянное положение.

Гепарды в основном питаются птицами и мелкими млекопитающими, и очень может быть, что они подражают птицам, чтобы подманить их. Но сколько бы Пиппа ни гонялась при мне за птицами, она никогда не издавала ни звука. Правда, во всех этих случаях она просто играла с птицами, а не охотилась за ними. Металлическое «чириканье» гепардов хорошо известно: это звук, которым они сообщают о своем присутствии или об опасности. Защищая свою добычу, Пиппа рычит и сопит, а когда она довольна, все ее тело дрожит от мурлыканья.

У нее был уютный ящик для сна, но она даже в дождливую погоду предпочитала спать снаружи, в вольере. Мы были этому рады — значит, она все-таки предпочитает жизнь на свободе положению домашней кошки. Чтобы еще больше отучить ее от дома, я перестала брать ее с собой на главную ферму, где размещалась киногруппа. По правде сказать, она не любила общества киношников, и они ей платили тем же. Не смогла Пиппа привыкнуть и ко львам, которые жили возле Львиного лагеря; тут уж я ничего не могла поделать — оставалось только проводить с ней как можно больше времени на равнине, где она чувствовала себя по-настоящему счастливой.

Как только я выпускала ее из машины, она уносилась вдаль, упиваясь свободой. Еще ей очень нравились разноцветные воздушные шарики, которые я для нее приносила. Подгоняемые ветром, они плыли, приплясывая, в высокой траве, пока она не доставала их когтистой лапой — раздавался треск, и Пиппа растерянно обнюхивала жалкие остатки; а я тем временем надувала новый шар, и начиналась новая гонка. Еще один источник развлечения — норы трубкозубов и бородавочников, около которых были свежие кучи земли — признак, что нора обитаема. Пиппа закапывалась в них почти целиком; ее, видимо, очень привлекал их запах. При этом она совершенно не разделяла моих опасений и страхов — а что если обитатели этих нор попытаются выяснить, в чем дело? Но самое большое наслаждение ей доставляли стада пасшихся поблизости антилоп. Миниатюрные газели Томсона особенно занимали Пиппу. Они довольно быстро поняли, что мы неопасные животные, и с удручающим безразличием относились к маневрам Пиппы. Как бы хитро она ни подкрадывалась к ним, скрываясь в траве, припадая к земле и стараясь использовать направление ветра, они не обращали на нее внимания и паслись, деловито помахивая хвостиками; но вот она подбиралась к ним вплотную, и тогда они уносились длинными прыжками, а потом оборачивались и ждали, пока она снова окажется рядом, только для того, чтобы повторить это издевательство. Я смотрела не отрываясь и радовалась, что жизнь с людьми не заглушила природных инстинктов Пиппы, — значит, можно было надеяться, что, получив возможность поучиться, она сумеет в один прекрасный день загнать свою добычу, как любой дикий гепард.