Мария Семенова - Родная душа: Рассказы о собаках

— Ну тогда, может, лягушка, — поддержала разговор другая старушка. — Или пьянчужка какой под забором уснул. Жучок пьяных не любит…

В это время Волчок поднял острую морду и завыл, словно обвиняя в чём-то хмурое, тяжелое небо. Я перехватила сумку и решительно зашагала к забору. Трава влажно шуршала, а репьи радостно повисали на моих брюках и куртке. Жучок выскочил мне навстречу и, не переставая лаять, закрутился вокруг.

Раздвинув чертополох и репейник, я увидела скрюченную фигуру пожилого мужчины. Венчик седых волос вокруг лысины шевелился от ветра и контрастировал с жуткой неподвижностью самого человека. Рядом валялась коричневая кожаная сумка, из которой выкатились на траву две бутылки. Я бросила сумку и зонтик, встала на колени и осторожно перевернула лежащего человека. Спиртным не пахло, губы синие… Запавшие виски, вокруг глаз — чёрные круги. «Сердечный приступ!» — решила я. Вой Волчка сменился хриплым кашлем. Жучок заглядывал мне под локоть. В шоколадных глазах застыл вопрос. Я поискала пульс сначала на тонком сером запястье, потом на шее. Не нашла. То ли нет, то ли я не умею искать. Я не медик, но делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца меня учили ещё в Университете, на военной кафедре. Я достала из сумки одноразовый бумажный платок, расстегнула байковую детскую курточку, явно купленную в секонд-хенде…

— Жучок, приведи кого-нибудь сюда! Быстро! Беги! — сказала я, начиная массаж.

Жучок завертел головой, дёрнулся в направлении скамейки со старушками.

— Нет! — возразила я, не отдавая себе отчета в том, что говорю с собакой, как с человеком. — Кто-то другой, кто может бегать. Дети! Иди на площадку, Жучок! Приведи детей! Дети! Ищи!

Жучок скрылся, в траве сбоку блеснули настороженные глаза Волчка.

— Голос, Волчок! — потребовала я. — Голос! А-у-у! — коротко провыла я, подражая зимним песням волков.

Волчок шарахнулся в сторону и сразу же залился хриплым, срывающимся лаем.

Сколько прошло времени, не знаю… В бок ткнулся нос Жучка, и сразу послышались встревоженные детские голоса:

— Чего тут? Дай я посмотрю! Пусти! Я этого дедушку знаю. Он в девяносто четвёртом доме живёт!

Один из ребятишек — мой старый клиент. Дисграфия, гипердинамический синдром… Как же его зовут? Необычное какое-то имя… Тимур!

— Тимур?

— Что, Екатерина Вадимовна?

— Быстро беги на станцию «Скорой помощи». Это сразу за поликлиникой. Там машины стоят. Знаешь?

— Да, знаю! Что сказать?

— Скажи, человек без сознания. Возможно, сердце. Возможно, нужна реанимация. Быстро бегите, все, изо всех сил…

Машина подъехала довольно быстро. Знакомый врач (когда-то он работал в нашей поликлинике) командовал загрузкой, продолжая массаж. Рядом суетилась женщина, обламывавшая головки ампул. Дети и Жучок заглядывали на носилки. Волчок жался к забору. Я растирала онемевшие кисти рук.

— Что? — спросила я.

— Видимо, инфаркт, — коротко ответил врач.

«Жить будет?» — хотела спросить я, но фраза показалась слишком киношной.

— Вытащите?

— Не знаю. Попробуем. Вот эта, что ли, собачка, его нашла? — Врач кивнул на Жучка.

— Да, да, да… — загомонили дети.

— Молодец, пёсик. — Врач наклонился и потрепал Жучка по загривку. — Дайте ему колбасы, что ли…

«Скорая» отъехала.

— Пойдём, Жучок, пойдём, — засуетились ребята.

Я поняла, что сейчас Жучок хорошо поест. Волчку, впрочем, тоже достанется.

— Кто знает, где живёт дедушка?

— Я только дом… — отозвался самый маленький из детей.

— Хорошо, идите к старушкам со скамейки. Отнесите сумку. Расскажите всё. Они всех знают. Предупредите родственников дедушки. Если он живёт один, пусть бабушки позвонят к соседям. Родственники могут жить отдельно. Всё поняли?

— Всё. Всё сделаем, Екатерина Вадимовна. Не беспокойтесь, — сказал Тимур. Серьезный, вырос. Хотела спросить про учёбу, передумала. При чём тут учёба?

Дети ушли. Жучок прыгает вокруг. Волчок идет сбоку. Старушки на скамейке вытягивают шеи, ждут новостей. Я подбираю свою сумку, зонтик, иду домой.

Скоро зима… Средняя продолжительность жизни бродячих собак — три года. Жучок уже прожил этот срок. Волчку — третий год. Переживут ли они эту зиму? Домашние собаки в среднем живут около десяти лет. Жучок и Волчок привыкли к такой жизни. Им не надо другой. Это редкость. Большинство собак, оказавшись на улице, страдают и погибают. Оглядитесь вокруг. Может быть, вы что-то можете сделать?

Мой теперешний пёс по кличке Уши с юности страшно не любил ротвейлеров.

И я, кажется, даже знаю, когда и как эта нелюбовь возникла.

Уши попал ко мне подростком, приблизительно одиннадцати месяцев от роду. Больше десяти лет назад мы встретились на Менделеевской линии, вблизи Библиотеки Академии наук, куда я пришла позаниматься в читальном зале.

Уши одиноко бродил по газону бульвара и что-то там выедал. Внешне он был весьма похож на моего недавно умершего пса, Раджа, и, наверное, поэтому я решила взять его себе. Уши был не против…

Как он попал на бульвар, я так и не поняла. Ошейника на нём не было, отчаяния недавно потерявшейся и оставшейся без хозяина собаки — тоже. Он был хорошо упитан, приятно доброжелателен и вполне здоров. Самая вероятная гипотеза, которую мы с друзьями впоследствии построили: Уши сбежал (или просто ушёл погулять) из вивария Института физиологии, который располагается неподалёку от БАНа.

Послужить науке Уши не удалось — я взяла его к себе жить.

Внешне он был чёрным, довольно мохнатым, имел пушистый хвост-баранку и большие полувисячие уши, смешно хлопавшие при беге и прыжках, — откуда и кличка. В общем, типичная крупная дворняга, какая-то сложная смесь овчарок и лаек. Впрочем, морда у Уши была и остается вполне широкой и чемоданистой, так что вслед за Шариковым он может предположить, что «его бабушка согрешила когда-то с водолазом»…

Десять лет назад Уши был весёлым и общительным собачьим подростком. Ласкался ко всем людям, которые склонны были его ласкать, и лез играть ко всем собакам без разбору. Крупные и средние собаки относились к этому с пониманием, а собачья мелочь и их хозяева слегка опасались его напора и энтузиазма. Не дай бог затопчет в порыве дружеских чувств!

Однажды в парке Авиаторов он увидел на дорожке приземистого широкогрудого ротвейлера — и тут же, высоко подпрыгивая и махая из стороны в сторону хвостом-баранкой, побежал к нему играть. Ротвейлер, не говоря дурного слова и отнюдь не становясь в угрожающую позу, с утробным рыком бросился на подбегающего к нему дворянина и вцепился могучими клыками Уши в бок. Уши, явно не ожидавший ничего подобного, отчаянно завизжал и, даже не пытаясь дать отпор, кинулся в сторону, в кусты. Все это произошло до того быстро, что я просто не успела ничего сообразить. Ротвейлер ещё немного порычал и невозмутимо потрусил по дорожке дальше. Хозяйка его, как водится, была похожа на своего пса. На её широком лице явственно пропечатывалась та же тупая, непонятного происхождения сумрачная упёртость…