Иоланта Сержантова - Лесные сказки

Неким прекрасным ясным, летним, прозрачным и весёлым утром, я в совершенном одиночестве шла к бабуле. Отец опаздывал на работу, и потому не повёл меня за руку до нужного дома, а просто высадил на остановке.

– Сама дойдешь? – с надеждой спросил папа.

– Дойду! – радостно подтвердила я.

В предвкушении вкусного сытного завтрака без понуканий и нотаций, беззаботной прогулки до обеда, я шла и пела песенку из «Бременских музыкантов». О том, как пролетают мимо нестрашные дороги… И тут, в самую верхнюю ноту, чистым воспроизведением которой я особенно гордилась в ту пору, вторгся чей-то смех:

– Ха-ха-ха!

Я остановилась и покрутила головой. В этот утренний час, когда весь советский народ, как один стоял у станка, прилавка или кульмана,рядом со мной просто физически не мог никто находится.

–Странно…– произнесла я негромко, но предательская согласная исказила до неузнаваемости даже такое простое слово и… Смех раздался вновь… Обшаривая взглядом листву близстоящего дерева, в поисках источника оскорбительного звука, я увидела… ворону, которая укоризненно смотрела на меня с ветки, своим красивым чёрным глазом. Одним! Она не стала тратить на какую-то маленькую картавую девчонку, блеск двух, подозрительно умных глаз, одновременно.

– Зачем ты дразнишься? Я не могу выговорить эту проклятую «ры!». Не могу!

– Кар!

– У тебя-то получается, как надо…

– Кар!

– Что «кар»?! – вскричала я, внезапно ощутив во рту неведомое доселе волнение языка.

– Кар– р– р– р! – крикнула истошно ворона, и наклонила голову пониже так, что я не просто УВИДЕЛА, а почувствовала, как вибрирует её острый язык.

Ворона даже и не думала смеяться надо мной. Она просто решила помочь маленькой девочке, которая так весело напевала, направляясь к дому своей бабушки.

Я остановилась прямо под деревом, и задрала голову:

– Кар! – привычно уронила раскатистую согласную в серый песок у ног.

– Кар– р! – возобновила свой урок ворона.

– Кар! – повторила я послушно, и не поверила собственным ушам, – Кар-р-р! Р-р-р!

– Кар-р-р-р! – возликовала моя блестящая преподавательница, и захлопала крыльями.

– Я умею говор-р-рить «р-р-р»! Спасибо! Вор-р-рона! – закричала я, что есть мочи, и побежала к бабушке, повторяя на ходу удивительный урок, который преподала мне замечательно мудрая птица, холодея от ужаса, что потеряю этот звук по дороге…

– Кар-р! Кар-р-р! Кар-р-р-р-р! Бабушка! Ба-буш-ка-а-а! ВоРона! Научила меня говоРить букву Р-Р-Р-Р-Р!

– Ну, что ты выдумываешь, – грустно вздохнула бабушка,пропуская меня в квартиру.

– Ну бабусечка, ну, пожалуйста, ну давай я тебе скажу!!! Любое – пР-Р-Р-елюбое слово!!!

– Тихо. Не шуми, пожалуйста, не раздражай дедушку. Он плохо себя чувствует.

Я помню то дерево, с которого ворона учила меня правильно выговаривать самый ребристый звук русского алфавита. Я помню и саму птицу. Но на том дереве я не видела больше ни единой вороны. Ни разу! За сорок с лишним лет.

Время от времени я встречаю похожих птиц в иных местах. Обычных ворон вокруг всегда довольно много. Но тех необыкновенных птиц, со ЗНАЮЩИМ проницательным взглядом, так же мало, как хороших и умных людей.

Райская птица с чёрным крылом… Лет через тридцать, или даже немногим больше, мне показалось, что я сумела отплатить добром за добро.

Однажды утром, в лютый мороз я увидела ворону, которая медленно замерзала на ветке. Потускневшие перья местами обледенели. Казалось, пройдёт совсем немного времени, и птица превратится в нечто, похожее на кусок промёрзшей древесной коры. У неё явно не было сил справится с многочисленными останками январских обильных трапез. Быть может, ворона недавно перенесла на крыльях ангину, или просто была уже недостаточно молода для утомительной и кропотливой работы над ледяными скульптурами из неряшливых объедков. В ту пору я могла позавидовать сытости церковной мыши, и сто пятьдесят граммов «крабовых» палочек,что лежали у меня в пакете, были для нашей семьи весьма ценной добычей. Но, как бы там ни было, я шла в теплую квартиру,а ворона жила на улице… Недолго думая, я достала из пакета одну «крабовую» палочку, сняла с неё целлофан, и протянула вороне…

– Ворона! Возьми, пожалуйста!

Птица очень медленно подняла голову, взглянула на меня, на еду, зажатую в руке. С огромным трудом раскинула в сторону крылья,и оттолкнулась от ветки. Ворона была так слаба, что мне пришлось практически заталкивать угощение в её приоткрытый клюв…

Наутро мороз махнул на нашу местность рукой, и отправился сдерживать порывы жителей иных регионов. Ворона же, к моей огромной радости, выжила. И в течение нескольких лет, пока обитала неподалёку, каждое утро бросала под ноги моей собаке куриные кости, добытые из помойки. И я опять осталась в долгу…

Божья коровка сидела на подоконнике, хрустела сушками из мошек, которыми угостил её паук и смотрела, что происходит по ту сторону прозрачных полотен стёкол, натянутых на рамы окна. А там…

Утро наградили золотой медалью солнца. Нестерпимый цвет его сиял, крича о богатстве, оценить которое до весны не было суждено никому. Светило «дало прикурить» продрогшей за ночь земле и всему, что на ней. Пар, как выдох. Долгий и влажный. Холодный воздух жадно вдыхал его, тянул на себя и плёл немыслимые полупрозрачные косы.

По пустому утреннему шоссе неба, не соблюдая разделительных полос, с лёгким посвистом крыл мчался ворон. Вопреки обыкновению, он не дразнил собак своим хриплым лаем и не пугал сонных двуногих. Он летел молча. Со стороны могло показаться, что его клюв выпачкан чем-то розовым. Но, несмотря на его далеко не миролюбивый характер, на этот раз он не был причиной чьей-либо боли.

В этот день Ворон проснулся поздно ночью. В гнезде он был не один. Рядом, подвернув под себя сломанное крыло, спала подруга. Накануне скандалил ветер, отшвыривая прочь всё, что поддавалось этому. С упорством злого ребёнка, гнул вершины деревьев до тех пор, пока те не выдержали и стали ломаться. Канонада их обрушения вызывала неподдельный ужас леса в юной его части. Молодым стволам вполне было под силу пережить этот сезонный скандал. Если бы дело касалось их одних. Но падали гиганты. Не выдерживали самые высокие и стойкие. Пытаясь сохранить равновесие, хватались за тех, кто рядом и погибали все. Рушились, подобно строю костяшек домино. Только выходило намного больнее. Страшнее. Земля гудела, подставляя себя под их удары. Но увернуться не выходило никак.

Под влияние декаданса от механики попала и подруга Ворона. Не успела осознать, как всё произошло. А, расслышав хруст, не поверила, что его источником явился перелом опахала её собственного крыла.