Александр Барков - Мои друзья

Ученик смутился:

— Это от нашего класса…

Потоптавшись, ребята ушли.

— Видать, твои.

— Знаю… слышала…

Соседка поставила в вазу подснежники.

Вот они стоят на столе — первые цветы лесных проталин. Белые лепестки, длинные прозрачные стебли.

«Ленька, Ленька, — улыбнулась Анна Ивановна, — Сорвиголова, а душа — подснежник!»

За окном хмурое осеннее утро. Студеный воздух. Больной Славка полулежит на кровати и читает вслух стихи:

Мальчик давно выучил их наизусть, но без конца повторяет снова и снова, будто хочет разгадать тайну пушкинского стиха. Все слова такие простые, знакомые, а из них слагаются удивительные строки, загадочные и певучие, как музыка. «Унылая пора, очей очарованье», — еще раз произнес Слава и позвал:

— Ма-ма!

Мать, раскрасневшаяся, пришла из кухни и, вытирая руки о фартук, спросила:

— Чего тебе?

— А в лесу сейчас красиво? Листопад?

— Кто его знает… — мать пожала плечами. — Только не о том ты, сынок, думаешь. Давай-ка лучше уроки учи…

— Ты только послушай, мама!

И мальчик снова прочел пушкинские стихи. Слова слетали с его губ легко и бережно.

Мать, спохватившись, ахнула и убежала на кухню:

— Оладьи небось подгорели!

В это время раздался глухой стук в дверь.

— Ну что ты будешь делать! — мать всплеснула руками и в сердцах крикнула: — Кто там еще?

— Дед-колдун! — ответил густой бас.

Мать поспешила к двери. Щелкнул замок, и Никодим Кузьмич переступил порог дома.

— Здравствуй, здравствуй, папаня! — запричитала мать. — Ишь как зарос в лесничестве-то у себя!

Дед откашлялся, степенно огладил бороду и не торопясь, как делал каждое дело, расцеловал дочь в щеки. Затем огляделся, ища вешалку. Приметил в углу Славкино пальто:

— А внук, Ирина, где?

— Да вот неделю уж хворает. Горло болит.

— Болезнь не беда, коли есть хлеб да вода. Хлеб выкормит, вода выпоит, — изрек дед и скинул с плеч бурый полушубок.

— Все шутки шутишь, — осекла его дочь. — А одежонку давно уж сменить пора.

— Сменить не тесто месить, — Никодим Кузьмич отдал ей полушубок.

Шаркнул по блестящему паркету сапогами, прошел в комнату.

— Философ, тоже мне. — Дочь взяла полушубок за воротник и повесила в передней на гвоздь.

Тем временем из комнаты донесся радостный смех Славки. Позабыв про больное горло, внук бросился деду на шею:

— Ура! Деда приехал!

— Приехать не напасть, как бы после не пропасть!

— Да ты, деда, все стихами говоришь!

— А как же, — поддакнул Никодим Кузьмич. — Небось круглый год в лесу живем. А природа-то, она к сочинительству располагает.

— Точно! — вскрикнул Слава. — «Унылая пора! Очей очарованье!..»

— А то как же, — подмигнул дед. — Чарованье оно и есть. А ну, стой, егоза!

Старик долго развязывал тесемку, пока не выудил из мешка гроздь багряной рябины:

— Урожай ее в лесу нонче богатый. А эта уж морозцу отведала.

— Сладка, и горчит капельку, — попробовал ягоду внук.

— В нашей-то деревне ее северным виноградом величают…

— Какой виноград, папаня? — в комнату вошла Ирина. Увидела Славку, аппетитно жующего ягоды, поморщилась:

— Батя, ты и вправду зарос совсем. Ведь рябину-то мыть надо.

— И-их, дочка, — старик махнул сухой узловатой рукой. — Кто ж лесную ягоду лучше дождя вымоет?

Но дочь тут же отобрала у Славки рябину и пошла мыть под краном:

— Авось не в лесу живем…

— А в лесу как? — помолчав, спросил внук. — Листопад?

— Да, — задумчиво пробасил дед. — Прямо ярмарка. По ночам лист светится…

— Неужели светится? — вздохнул Слава.

— Точно…

— Все о пустом толкуете… — Мать подала сыну тарелку с ягодами. — Лучше расскажи, как вы там живы-здоровы?

— Живем не тужим, лесу служим…

— Ну ты-то еще служака, вижу! А мать как?

— Больно ноги у ней к ненастью ломит. Врачи говорят: ревматизма это. А так ничего. Пожара в это лето не слыхать было. Шелкопряду тоже немного.

— Кого? — спросил Слава.

— Гусеница такая вредная. Листву уничтожает, — пояснила мать.

— А еще что?

— Да как же… Пионеры у нас молодцы. Школьное лесничество на Прошкином верху сообразили. Опять же дерева молодые садят.

Дед говорил о лесе, словно о ребенке, отчего и сам тоже казался ребенком.

— А у тебя, видать, новоселье?

— Да все неплохо, папаня. Квартиру вот весной получили. Михаил диссертацию защитил. Я — плановиком в министерстве…

— А внук?

— Что внук? Сам видишь, какой вымахал. Отца скоро догонит. Да вот дисциплина хромает.

— Ишь ты, перец, значит!

Дед Никодим подсел к Славке и поведал ему о лесных секретах. О том, как осенью родятся в лесу лопоухие зайчата-листопадники. Как ночами веселит округу желтоглазый чародей-филин. Как медведь по весне в узкой протоке ловит сома.

Спустя час пришел с работы отец Славки. Высокий, немного сутулый человек в очках с тонкой золотой оправой.

Дед шутливо раскланялся с ним:

— Академику Михал Андреичу мое почтенье!

Мать стала накрывать на стол.

Весь вечер дед был тих, робел перед ученым зятем.

А наутро он проснулся по привычке чуть свет. Глянул в окно и замер: первый, робкий снег облепил тополя, крышу соседнего дома, забор; прибрал землю, будто к светлому празднику. И первыми гостями на этот праздник явились снегири. Они рядком уселись на подоконник, каждый гордо выпятил грудь в ярко-красном жилете.

Дед не выдержал и разбудил внука:

— Слав, глянь-ка! Какие красавцы прилетели!

Мальчик спросонья не разобрал слов деда, но привстал постели и глянул в окно:

— И правда…

— Снегири — серебряные гусли зимы!

— А почему они «снегири»? — спросил внук.

— С первым снежком к нам на побывку с севера прилетают. Снеговая птица, значит…

— Что они едят зимой?

— Да что поверх снега торчит. Сорняки разные чертополох, репейник, татарник. Рябина для них лакомство.

— Вот здорово! Давай им ягод бросим… — обрадовался внук и полез открывать форточку.

На шум пришла мать:

— Слава, что вы тут затеяли спозаранку?

–. Снегирей рябиной кормим…

— Каких еще снегирей! А ну, марш в постель!

Когда сын улегся, Ирина Никодимовна выговорила отцу:

— У нас в доме в эту пору все спят еще…

— Ну-ну, — спохватился дед. — Спите себе на здоровье. А я собрался было по городу, по магазинам… Бабкин наказ выполнить надо.

К обеду дед вернулся. Втащил на середину комнаты свой мешок. Уселся рядом и не спеша стал доставать покупки. Пузатый голубой чайник. Нарядный платок. Гармонь-трехрядку. Затем отстегнул две верхние пуговицы полушубка, и… рыжий с белым фартуком на груди лобастый щенок заплясал по полу.