Софья Радзиевская - Лесная быль. Рассказы и повести

— Когда болен кто крепко, нипочём ему перечить нельзя, — серьёзно проговорил он. — Ты ему не говори. Серёжка, а пойду я один. Ему и воды тут подать надо и всё. А я уж быстро махну, дня через два назад вернусь. Не сомневайся!

Я кивнул головой.

Мы работали быстро, но молча, говорить не хотелось.

Вернувшись к костру, наложили в горячую золу такой запас корневищ оситняка, что его хватило бы Мишке на неделю. Потом доварили и разделили щуку. Наконец, когда всё было сделано, Мишка завязал мой плотно набитый мешок и вскинул его на спину.

— Ну, — сказал он и крепко закрутил левой рукой хохол, — коли что, Серёжка, уж так.

— Так, — ответил я и кивнул.

Короткий этот разговор был нам обоим понятен.

— Пойду! — сказал Мишка отрывисто, повернулся, перешёл поляну и, не оглянувшись, исчез в кустах.

Я постоял, посмотрел ему вслед, поцарапал зачем-то ногтем кору дерева, возле которого стоял, и обернулся. Недалеко под кустом видна была неподвижная, прикрытая тёмным пальто фигура…

Я помедлил ещё минуту и, наклонившись, принялся усердно рвать траву, чтобы сделать помягче постель Василию Петровичу.

Я уговорил Василия Петровича съесть немного ухи и рыбы кусочек и даже чай заварил из земляники, кисленький и очень вкусный. Больную ногу я несколько раз обкладывал свежими листьями подорожника, положил её повыше на охапку свежей травы. В хлопотах я и не заметил, как наступил вечер, даже о Мишке не очень думал. Пора было гасить костёр и ложиться, но уж очень красиво бегали по веткам золотые искорки, и я всё продолжал подбрасывать в костёр сухие ветки валежника.

Вероятно, это нравилось и Василию Петровичу: он часто открывал глаза и поворачивал голову к костру. Но мне казалось, что больше он смотрит не на костёр, а на меня.

— Серёжа, — заговорил наконец Василий Петрович, — о чём ты думаешь?

Я немножко смутился, — а если он смеяться станет?

— О людях, — ответил я неуверенно. — О диких, которые вот в этом самом лесу, может быть, жили очень, очень давно. Может быть, они сидели около костра, на этом самом месте, где мы сидим.

— Наверно, сидели, — согласился Василий Петрович. — Только не так спокойно, как мы. Леса в то время были полны диких зверей.

— А как они защищались? — спросил я и невольно оглянулся назад, в непроглядную темноту за костром.

— Да уж как могли: палками, камнями, а то и просто зубами. Огонь был тоже защитой, его и разводили сначала для того, чтобы спасаться от хищных зверей. Тогда ещё ни жарить, ни варить не умели, а ели и мясо и растения сырыми. Они их много знали, для них лес был и садом и огородом.

— А почему теперь мы их забыли?

Ох, как интересно было говорить о древних людях не на уроке, а у костра в лесу.

— Почему? — повторил Василий Петрович. — Да потому, что теперь многие растения служат человеку так же, как приручённые животные, и растения, которые разводит человек, например, морковь, капуста, стали вкуснее, сочнее. Люди постепенно и забыли о диких растениях.

Я отошёл от костра и сел поближе к Василию Петровичу.

— Это очень плохо, — сказал я. — Вот мы чуть не умерли от голода, когда вас нашли, и не знали, сколько в лесу хорошей еды.

Я замолчал.

— О чём ты думаешь? — снова заговорил Василий Петрович,

— Я думаю, как жаль, что вы мальчиков не любите, а то мне очень о многом надо бы вас спросить. Василий Петрович вдруг закашлялся и отвернулся.

— Нет, я… совсем… Ну, одним словом, мне даже интересно с тобой говорить. Даже очень интересно. Ты… — тут он опять немного покашлял, — ты, гм, спрашивай.

Я очень обрадовался. Как же это я не заметил, что ему интересно?

— Тогда вы мне, пожалуйста, всё расскажите, какие растения в лесу и на болоте бывают, которые есть можно. А я всё это запишу. Для нашего пионерского отряда. И потом, если мы пойдём, нам не опасно будет заблудиться. Поблудимся, поблудимся и придём когда-нибудь домой. Правда?

Я очень торопился всё что сказать, пока Василию Петровичу интересно со мной разговаривать. Но ему, и правда, далее видно было, что интересно.

— Если будете знать, как по лесу ходить, то и не заблудитесь, — ответил он и осторожно вытянул больную ногу. — Подложи-ка мне под неё ещё сена немножко. — Вы как в направлении разбирались, когда сюда шли?

— Мы знали — на деревьях мох больше растёт с северной стороны, а веток больше на южной. Вот, так вашей ноге удобно? Только это оказалось неправда: по-всякому они растут, и мох и ветки. Всё перепуталось.

Василий Петрович покачал головой.

— Ничего не перепуталось, — недовольно ответил он. — Дерево надо выбрать, которое свободно стоит где-нибудь на поляне. А если оно с краю жмётся, всегда веток пустит больше туда, где свободнее. Понял?

— Понял, — обрадовался я. — Это я тоже запишу. У нас будет настоящая книжка для путешественников. И ещё… — я несколько поколебался, но потом вдруг решился. — И ещё, Василий Петрович, я хочу знать про лес и про зверей и про растения столько, сколько вы знаете. Всё!

— Сколько я знаю? — Василий Петрович вдруг засмеялся. — Ну, ну, придётся, пожалуй, порядочно поучиться. А пока давай-ка ложиться. Да не там, тут ложись, около меня, вместе моим пальто накроемся.

А вчера он говорил — терпеть не может, когда около него кто «дышит», — припомнил я, но очень охотно перенёс свою охапку травы к нему, на другую сторону костра.

— А как теперь Мишка… — начал было я и не договорил: жалобный переливчатый крик наполнил весь лес, так что трудно было разобрать, откуда он идёт.

— Он! — крикнул я. — Опять он, слышите? Кто это кричит?

Василий Петрович даже не пошевелился.

— Заяц, — спокойно ответил он. — Заяц, которого поймал филин. Чего ты так испугался?

— Так ведь мы из-за него заблудились. И реку потеряли, и вас нашли, — говорил я, не замечая, что крепко держу Василия Петровича за руку. А он ни капельки на это не рассердился и даже обнял меня за плечи.

— Вот оно что! — проговорил Василий Петрович. когда я всё ему рассказал. — Филин, верно, вцепился когтями в спину зайца, но переломить ему позвоночник не смог. И вытащить когти из заячьей спины тоже не мог. Заяц бежал и кричал, обезумев от боли, и тащил на себе филина. Почему заяц бросился в избушку? Бывает, что дикий зверь прячется от врагов около человека. Вот он и привёз на себе филина в вашу избушку. Заяц кричал, а филин шипел и хлопал крыльями. А почему вы мне этого раньше не рассказали?

— Боялись, — признался я, — что вы будете смеяться. Потому что мы, конечно, знали, что привидений не бывает, а всё-таки… — Тут я остановился. — Мишка, — проговорил я, — Мишка ведь не знает, что кричало. Как ему сейчас страшно в лесу одному. Правда?

— Правда, — медленно и очень тихо ответил Василий Петрович и, с трудом повернувшись, закрыл меня полой своего пальто. — Спи, путешественник.