Эрик Кольер - Трое против дебрей

— Мне не нужен свет. Тебе он больше понадобится, чтобы собрать топливо для костра.

И, взяв из фургона поводья, я выскользнул в темноту.

Из еловой чащи по ту сторону ручья послышался вой фи лина. Несколько секунд спустя оттуда донеслось верещание зайца-беляка.

Трагедия, разыгравшаяся тогда в ельнике, повторялась снова и снова в чаще лесов с первых дней их существования. Иногда в период между восходом и заходом солнца здесь наступало нечто вроде перемирия, но оно всегда было недолгим.

«Уу-хуу, уу-хуу!» На этот раз звуки неслись не с елей, а с сосен, стоявших позади палатки. Из темноты над нашей головой послышалось шуршание крыльев, летящих по направ лению к ручью. Несколько мгновений я прислушивался к вою двух филинов, дерущихся из-за убитого зайца. И тут же я забыл о филинах и зайце, поглощенный собственными заботами.

Небо серело на востоке, когда я привел назад лошадей. Я привязал их к тополям с подветренной стороны дымокура и уселся на бревно рядом с Лилиан.

Мы молча сидели рядом и смотрели, как сероватый оттенок неба уступает место нежно-розовому. Краски, напоминающие цвет розового бутона, сменились золотистыми тонами, и вдруг на верхушки деревьев хлынул солнечный свет. В воздухе не было ни малейшего ветерка, и дым поднимался вверх прямой вертикальной струей. Теперь комары получили возможность возобновить свои атаки.

Тогда я нарушил молчание.

— Знаешь, Лилиан, — сказал я полусерьезно с легким от тенком горечи, — у меня странное чувство: мне кажется, что бог не хочет, чтобы мы были здесь.

Моя жена повернулась ко мне, посмотрела на меня в упор и сказала со всей искренностью, на какую она была способна, придавая серьезное значение каждому слову:

— Может быть, он посылает нам испытание и хочет знать, достойны ли мы оставаться здесь.

И мы пережили эту насыщенную комарами ночь, как пережили потом множество трудностей, посылаемых нам судьбой, когда мы боролись за свое право существовать на полутора сотнях тысяч акров дикой природы, ставших надолго нашим домом. Вспоминая прошлое, мы теперь оба признаемся друг другу, что в долгие часы мучительной первой ночи были мгновения, когда каждый из нас лежал без сна, думая об одном и том же: «Разве мало на свете более легких способов заработать на жизнь? Стоит ли все это начинать?» Но, взглянув утром на пламя костра и на блеск солнечных лучей, золотивших верхушки деревьев, мы оба вздохнули с облегчением. Мы были здесь и никуда не собирались уходить отсюда. И мы готовы были трудиться в поте лица, чтобы вернуть этому краю все, чем была богата его земля в давно прошедшие дни детства Лалы.

— Падает! — громко закричала Лилиан, но упрямое дерево не желало падать. Когда хочешь свалить дерево, надо действовать со знанием дела. Если дерево упадет в лощину, оно переломится пополам, и можно считать его пропавшим. А мы не могли себе позволить лишиться хоть одного спиленного дерева. Если спилить дерево не по правилам, оно будет падать прямо на вас и так зажмет пилу, что вы не сможете ее вытащить. Если де рево слегка не наклонится во время пилки, а будет стоять прямо, как отвес, вы можете пропилить его насквозь, и все-таки оно не упадет.

Так было и с деревом, над которым мы трудились в тот момент. Оно было пропилено насквозь и все-таки не шевелилось. Лилиан, слегка задыхаясь, отступила от него на несколько шагов и с полным недоумением смотрела на верхушку дерева, не понимая, почему оно не валится. Визи, оставленный нами на расстоянии, равном высоте нескольких таких деревьев, а следо вательно в полной безопасности, тоже с недоумением смотрел на дерево, которое не желает падать. У меня был десятифутовый шест, который я приставил одним концом к дереву, чтобы использовать его как рычаг. Я навалился на него, кряхтя и глядя на место последнего надреза, в надежде, что щель приоткроется и я смогу вытащить пилу.

Шест соскользнул с коры, и я чуть не плюхнулся вниз лицом. Выпрямившись, я приставил конец шеста еще выше и, набрав дыхание, надавил на шест изо всех сил.

— Падает! — снова закричала Лилиан. Я увидел, наконец, что щель приоткрывается, и одним рывком вытащил пилу. Дерево грохнулось на землю как раз там, где ему полагалось упасть. Лилиан подошла и села на ствол дерева. Потирая лоб перепач канными смолой руками, она спросила:

— Сколько еще нам понадобится?

Я положил на землю шестифутовую двуручную пилу и сел рядом с Лилиан:

— Если я не ошибаюсь, это дерево даст нам сорокапятифутовое бревно.

Затем я почесал затылок и продолжал:

— Если считать, что двенадцать таких бревен пойдет для каждой стены и два бревна для поддержки крыши, нам понадо бится пятьдесят таких деревьев. Нам нужны хорошие бревна, прямые, как стрела, крепкие, как серебряный доллар. Они не должны суживаться к одному концу, как бревна в некоторых хижинах, какие мне приходилось видеть.

— Боже мой, как я буду рада, когда мы свалим последнее дерево! — вырвалось у Лилиан.

— Я тоже, — усмехнулся я. — А теперь ты, может быть, снимешь комбинезон и снова наденешь юбку. Комбинезоны предназначены для мужчин, а не для женщин. Разве тебе это неизвестно?

Лилиан упрямо поджала губы.

— До тех пор, — сказала она, — пока не поставлен сруб и не сделана крыша и хотя бы одно окно, я не расстанусь с комбинезоном и не вспомню о юбке и блузке. — И тут она расхохоталась: — Ну и вид у меня. Могу себе представить!

— Если не обращать внимания на смолу на лбу и на пятна от комариных укусов на щеках и подбородке, то можно сказать, что ты выглядишь неплохо. В сущности, — заверил я ее, — со смолой или без смолы, с комарами или без комаров для меня ты всегда выглядишь хорошо.

— Смола, — поморщилась Лилиан. — Терпеть я не могу эту смолу. Пила, ручка топора — все измазано ею. Нельзя на мин утку сесть на бревно, чтобы не оказаться в смоле.

Внезапно она вскочила, огляделась и закричала:

— Визи! Куда девался этот ребенок?

— Все в порядке, — ответил я. — Я следил за ним. Он там, за кучей старого бурелома. Загнал белку в нору и старается расширить вход, чтобы влезть за ней туда. Это займет его на некоторое время.

Если бы все зависело от меня, я рубил бы деревья для хижины топором, а не пилил бы их двуручной пилой. Пила — это мужской инструмент, особенно если производится пилка деревьев. Тот, кто делал эту пилу, рассчитывал, что ею будут пользоваться мужчины, а не женщины, и тем более не такие женщины, которые весят всего сто пятьдесят фунтов в одежде. Но когда дело касалось Лилиан, я далеко не всегда мог поступать по-своему. Очень часто она настаивала на своем.

У нас не было недостатка в материалах для постройки дома: в лесу имелось для этого почти все необходимое. Нужно было просто пойти в лес и взять там все, что нам требовалось. Я считал, что мне лучше было бы одному пойти в лес и рубить деревья топором, но Лилиан сказала: