Эрик Кольер - Трое против дебрей

Я стоял одной ногой на оглобле, другой — в санях.

— Дым? — выпалил я. — В этих прериях, здесь? Ты не в своем уме!

— Я в своем уме, — отпарировала она. — Это дым. Разве ты не чуешь?

Теперь и я почувствовал запах дыма. И все же я не мог поверить собственным ощущениям. Дым на Равнине Озерных Островов?

— Где-то горит костер… — Лилиан замолчала и напряженно всматривалась в даль. — Я вижу его. Это костер. Там индейцы.

Я тоже стал всматриваться в даль. Протерев глаза, чтобы убедиться, что это мне не мерещится, я сказал, почти не веря са мому себе: «Это индейцы!»

Я встряхнул вожжами и щелкнул кнутом.

— Пошли отсюда, клячи! Бодрее шаг! Тащите сани! Мы не одни!

И как бы поняв мои слова, лошади выбрались из снега, под няли головы и дюйм за дюймом потащили сани вперед.

Это были индейцы. Там был Джонни Красный Камень и его толстенькая смешливая подруга Лизи. Там был старый Азак. Он покосился на нас своими слепнущими глазами и сказал: «Белый люди ходи». Там был Джонни Орлиное Озеро, названный по имени озера, у которого он родился. И с ними четыре полуодетых малыша, которым, казалось, был нипочем северный ветер и мо роз, пробирающий нас до костей, несмотря на нашу теплую одежду. Все индейцы были из резервации Риск-Крик, и они шумно объявили нам, что Джонни Красный Камень убил лося, и что все они сегодня понесут мясо домой. Джонни Красный Камень часто заходил к нам в избушку отведать мяса или попить чаю и рассказать о своих злоключениях. К этому склонны все индейцы, когда им попадается терпеливый слушатель.

Теперь туша лося была разрублена топором на четыре части, и вся группа окружила костер, поджаривая огромные куски лосиной грудинки на вертелах, воткнутых в снег.

В такую погоду, какая стояла в последний месяц, ни один белый человек не стал бы охотиться на зверя. Он предпочел бы сидеть на одних бобах, лишь бы не выходить из хижины. Кроме того, белые обычно запасают с осени мясо на всю зиму. Иное дело — индейцы. Они привыкли жить настоящим моментом и не думать о будущем. Их мужчины — прирожденные охотники. Они могут застрелить лося или оленя в такую погоду, когда белый будет бродить по лесу несколько суток и вернется без добычи. Если индеец нападет на свежий след, то он будет преследовать свою добычу, пока не настигнет и не застрелит ее.

— Лучше твоя из сани вылезай и кушай! — с таким привет ствием обратился к нам Джонни Красный Камень. Затем, расхо хотавшись, он спросил: — Какой черт, твоя белый люди ходи в такой нехороший погода?

У костра было тепло, и у меня потекли слюнки от запаха жареной лосиной грудинки.

— Я сумасшедший, Джонни! — засмеялся я в ответ. — Ког да моя сумасшедший нет, моя в хижина сиди, моя женщина, моя парень тоже в хижине сиди, пока весна ходи. Лучше люди, как медведь, живи: зимой в нора сиди, когда снег таять, из нора вылезай.

Я взял охотничий нож Джонни, вырезал большие куски мяса из спины лося и надел их на вертел.

У костра стоял заваренный чай в десятифунтовой банке из-под сиропа. Жена Джонни наполнила им три жестяные кружки и подала нам. Никогда чай не казался мне таким вкусным. И неважно было, из чьих рук я получил его и что это был за чай. Присев у огня, мы уплетали наши бифшексы, даже не дав им хоть немного остыть, благодаря судьбу за то, что Джонни удалось убить лося.

Беззастенчиво рыгая от избытка съеденного мяса, индейцы погрузили в сани части разрубленной туши. Четверо малышей за рылись в одежды из кроличьих шкурок, смеясь и болтая на своем гортанном наречии. Красный Камень взял вожжи и бросил мне вопрос.

— Белый люди, твоя ходи первым желай?

— Нет, к черту, — ответил я. — Индеец конь лучший. Мой конь уставай. Твоя ходи первым, моя — сзади.

Нам было по пути с индейцами, так как их резервация находилась на три мили дальше, чем Риск-Крик.

Протоптанный путь придал новую энергию нашим коням. У хомута уже не скапливался снег. И хотя дорога была нелегкой, лошади смогли идти без задержек и покрывать от двух до трех миль в час. К заходу солнца мы приехали в торговый пункт. В лавках и на почте в Риск-Крике кипела жизнь. Только что прибыла шестерка лошадей с грузом товаров, предназначенных для отдаленных торговых пунктов.

— Самая проклятая поездка за все время моей работы на тракте, — ворчал возчик, когда я вводил наших лошадей в ко нюшню и искал два свободных стойла. — Никаких следов дороги к Бичер-Прери. Абсолютно все замела снегом чертова метель. Из Бристоля где я остановился прошлой ночью, лошади тянули груз десять часов.

Бристоль был другой придорожной остановкой на десять миль восточнее Риск-Крика.

— Вам повезло больше, чем нам, — утешил я его, распрягая лошадей. — Мы ночевали под пихтой.

Возчик был высок и худощав. Ему пришлось долго вглядываться в снег, и глаза у него покраснели и распухли.

— Черт возьми, неужели вы ночевали под деревом? — вос кликнул он. — И ваша жена, и сынишка?

И когда я утвердительно кивнул головой, он засунул палец в нос, прочистил ноздри и сказал:

— Это напоминает мне зиму двадцатого — двадцать первого года, когда я правил четверкой лошадей с грузом зерна для одного из фермеров в верхней части края. Ну, вы, сэр, наверное, знаете эту часть дороги между Харперовым лугом и Гансовым лесом. Вот это была метель! Никогда, ни раньше, ни позже, я не видел такой метели. И пусть лопнет мой язык, если один из ко ренников не споткнулся и не захромал. Так я и застрял там в пургу с почти четырьмя тоннами зерна. Морозище чертов и…

Так он и остался в своих сугробах, когда я вышел из конюшни и направился в гостиную торгового пункта.

Священник выездной миссии римско-католической церкви — толстяк с бородкой и бакенбардами пожал нам руки, когда мы с Лилиан усаживались у обогревателя. В Чилкотине его знали под именем отца Томаса. Занимался он, главным образом, религиозным просвещением индейцев.

Разговор в гостиной вращался вокруг одной и той же темы — погода. Ковбой, пытающийся отогреть ступни ног у печки, сказал:

— Господи, вот уже месяц, как я хожу с замерзшими ногами.

Охотник за дикими лошадьми, с нетерпением ожидающий ослабления морозов, чтобы снова выслеживать коней на Лысой Горе, присовокупил, что «этот проклятый край катится в преис поднюю». Он был сутул и низкоросл, с кривыми от верховой езды ногами.

Игнорируя богохульное ворчание ковбоя и охотника, священник рассказывал нам с Лилиан о собственных невзгодах. Он должен был уже неделю назад попасть в резервацию, расположенную к западу от торгового центра, но жестокие морозы последней недели задержали его в Риск-Крике. Он ждал индейца с лошадьми и санями, который давно уже должен был приехать за ним. Но наверное, этот индеец решил, что душа его не станет порочней от того, что он подержит своих лошадей в конюшне, пока не ослабнет мороз.