Эрик Кольер - Трое против дебрей

Когда он поехал, я крикнул вдогонку:

— Забросай хатки как следует снегом, а то…

Но он был уже далеко и, видимо, не слышал. Я пожал пле чами: «Ну и пусть, он ставит капканы на ондатр с тринадцати лет, чего ради я должен волноваться и напоминать ему про снег?» Визи не любил, когда ему говорили о том, что он уже знал. Обычно он бурчал: «Только воздух тратить попусту». Забрасывать хатки снегом было абсолютно необходимо: мы знали повадки марта достаточно хорошо. Сегодня термометр показывал —9°, а может, и — 6°, однако, если ночью ветер чуть изменит направление, к утру температура может упасть до 30°. Но если хатку как следует укрыть снегом, после того как отроешь ее, чтобы поставить капкан, вода в «столовой» не замерзнет и капкан будет работать нормально. К четырем часам дня мы вскрыли сто десять хаток, поставили у каждой капкан и снова как следует забросали их снегом. Я повесил на дерево свои снегоступы и выбил из них снег. Потом я подтянул седло и вопросительно взглянул на Визи. Он кивнул, мы сели в седла и тронулись в обратный путь.

Когда мы подъехали к дому, уже совсем стемнело. Поставив лошадей в стойло, я взглянул на термометр. Температура понизилась на девять градусов по сравнению с утром. Ветер тоже переменился и теперь дул с севера, а не с востока.

— Утром будет мороз, — пробурчал я себе под нос, стря хивая снег с сапог, чтобы Лилиан не ругалась, что я оставляю лужи на линолеуме.

Однако температура меня не очень беспокоила. Если утро будет ясным, а день солнечным, мы сможем вскрыть хатки, вынуть ночную добычу и снова поставить капканы даже при 23° мороза, конечно, если не будет северного ветра. При темпера туре ниже 23° мы будем сидеть дома, а капканы оставим стоять, будучи уверенными, что все в порядке.

Утром термометр показывал минус 28. В ответ на молчали вый вопрос Визи я отрицательно покачал головой и сказал:

— Лучше оставить их в покое. Если завтра не потеплеет, мы пойдем и вытащим капканы и, пока температура не повы сится, ставить их не будем.

После завтрака Визи неожиданно сказал:

— А что если мне сегодня поехать за почтой, а завтра утром мы могли бы встретиться с тобой у озера.

— Пожалуй, это блестящая идея, — сказал я. Вот уж три недели, как мы не получали почты и никому не посылали писем.

Начиная с января Визи ходил на почту за двадцать пять миль на лыжах. Узкая лыжня была единственной нитью, связывавшей нас с остальным миром, и другой нити у нас не будет, пожалуй, до середины апреля, пока не начнет таять снег. В январе был большой снегопад и снегу было так много, что к концу месяца мы потеряли всякую надежду на то, что сумеем расчистить санный путь.

Узкая лыжня проходила приблизительно в одной миле от того места, где мы ставили капканы на ондатр. Сегодня Визи мог бы пойти на почту, заночевать там, а утром мы встретились бы на озере.

— Так, значит, завтра утром ты с лошадьми будешь на озе ре? — спросил он.

— Ни черт, ни половодье меня не остановят, — ответил я.

В это время года мой ответ означал, что я приду, несмотря ни на какой мороз.

Ночью поднялся северный ветер, и, проснувшись, я сразу почувствовал и услышал его. Приподнявшись на локте, я лежал в постели и слушал, как шумит ветер в верхушках деревьев. Чувствуя, как он пробирается в щели между бревнами, я выполз из кровати и подбросил дров в печку. Потом подошел к окну и выглянул на улицу. Снег сухо постукивал по стеклу. Я перебрался к двери и чуть приоткрыл ее. Ветер как будто ждал случая по пасть в дом и сразу намел тонкую пелену снега на пол в кухне. Я закашлялся от студеного воздуха и сразу захлопнул дверь. Лилиан тоже уже почти проснулась.

— Он не пойдет назад в такую погоду, — сказала она сон ным голосом.

— А помнишь, что я сказал, когда он уходил? Ни черт, ни половодье меня не остановят. — И пытаясь успокоить ее, хотя в создавшемся положении едва ли можно было найти что-либо утешительное, я добавил: — Может, к утру успокоится.

К рассвету ветер дул уже прямо с полюса. Его дыхание жгло мне кожу, пока я шел к сараю. Дорожку, что еще вчера была гладкой и хорошо утоптанной, замело кружащимся и летящим снегом. Я пробирался между сугробами снега, и, пока добрался до сарая, не один раз сбился с дорожки. Напоив и накормив лошадей, я уныло посмотрел на седла, висевшие на крюках, потом оседлал лошадей.

После завтрака я машинально, по привычке, посмотрел на градусник. Надо было ехать независимо от того, что показывал термометр.

— Сколько сейчас мороза? — поинтересовалась Лилиан, когда я вернулся в кухню.

— Всего двадцать восемь, — ответил я, сделав отчаянную попытку усмехнуться. При северном ветре двадцать восемь градусов мороза гораздо хуже, чем сорок градусов без ветра.

— В такую погоду невозможно работать с капканами, — сказала Лилиан. — Даже если каждая шкурка стоила бы двад цать пять долларов.

В действительности же каждая шкурка давала нам около полутора долларов дохода. В последнее время цены на ондатру несколько повысились. Я снова напомнил Лилиан, что во что бы то ни стало должен быть на месте. Визи тоже будет там во что бы то ни стало. Встреча, назначенная в тайге, — это встреча, на которую нельзя не прийти.

Я завернул завтрак, приготовленный для нас Лилиан, в три слоя парусины и привязал его сзади к седлу. Но я знал, что, несмотря на три слоя парусины, хлеб и мясо превратятся в ка мень, прежде чем я отъеду на милю от дома. Затем я привязал вьючную лошадь в хвост лошади, которую взял для Визи, мед ленно, нехотя сел в седло и поехал навстречу снегу.

Мороз пробрался под одежду и начал покусывать меня раньше, чем я отъехал от дома на полмили. Он проникал сквозь рукавицы из лосевой шкуры и пытался пробраться через вторые, шерстяные варежки. Ветер набрасывался на боты и, найдя ка ким-то образом щель, кусал фетровые сапоги. Даже тяжелый полушубок не мог ослабить ветра, не говоря уже о том, чтобы задержать его. Ресницы заледенели, а внезапная боль в левой щеке подсказала мне, что лучше сбросить на минуту рукавицы и потуже затянуть под подбородком капюшон парки.

Я подъехал к длинной поляне, поросшей низкой полярной ивой, макушки которой едва виднелись из-под снега. В несколь ких метрах от кустарника я увидел лосиху с лосенком. Я чуть не наехал на них, пока они поднимались со своих снежных постелей. Лосиха отбежала в сторону ярдов на тридцать и остановилась, гневно оглядываясь. Лосенок был так близко, что я мог бы попасть в него камнем, когда проезжал мимо.

Я скорчился в седле, отворачиваясь от ветра.

— Сейчас, — сказал я мрачно, обращаясь к лосям, — мы трое — самые замерзшие теплокровные существа во всей Канаде.

Лоси и не пошевелились, когда я скрылся в кустах на другом конце поляны.