Джеральд Даррелл - Мама на выданье

Как всегда при разговоре с Урсулой, я пришел в такое замешательство, что решил оставить эту тему и вернуться к началу.

— И когда же мы избавимся от Моисея? — осведомился я.

— Моисей знает,— сказал попугай.— Моисей знает... хе-хе-хе... сними штанишки, вот так, молодец.

— Завтра утром. Я думала прямо с утра отвезти его,— ответила Урсула.

— Моисей любит попку,— сообщил попугай.

— Я все еще считаю, что помешанный на сексе попугай — неподходящий подарок,— заметил я.— Кончится тем, что под влиянием этого распущенного Моисея преподобный Пендж помчится в собор Святого Павла в поисках юных хористов.

— Пошел ты...— посоветовал Моисей, уставившись на меня ярким глазом.

— Милый, преподобный Пендж не может никуда помчаться,— жалобно произнесла Урсула.— Он старый и очень слабый. Где ему угнаться за юными хористами. Он не может бегать так быстро. Их надо приводить к нему. Нет, я вовсе не предлагаю, чтобы так делали, но ты меня понимаешь.

— Понимаю... Удивляюсь только, почему ты не раздобыла для него овчарку.

— Овчарку? — удивилась Урсула.— Это еще зачем?

— Чтобы она загоняла для него юных хористов. Урсула сердито посмотрела на меня:

— Знаешь, милый, иногда мне кажется, что ты недостаточно серьезно смотришь на жизнь.

Я посмотрел на четыре чемодана Урсулы, на шляпную коробку, на Моисея в клетке, потом остановил свой взор на ее чудных глазах.

— Прости,— молвил я покаянно,— постараюсь впредь быть не таким легкомысленным.

— Вот и хорошо, милый,— отозвалась она.— Если в самом деле постараешься, будешь относиться к жизни так же серьезно, как я.

— Все силы приложу,— пообещал я.

Она просунула руку под мой локоть и чмокнула меня в щеку.

— Милый, правда, это будет что-то божественное,— мечтательно произнесла она.— Три дня в Лондоне с тобой — настоящий шик.

— Моисей любит попку,— напомнил попугай.

— Милый, я понимаю, что ты имеешь в виду,— задумчиво сказала Урсула.— Он явно помешан на разных частях тела.

— Не бери в голову,— ответил я.— Полагаю, то же можно сказать о преподобном Пендже. Уверен, они отлично поладят.

— Ты всегда меня успокаиваешь.— Она прижалась ко мне, глядя на меня своими огромными глазами.— Знаешь, когда у меня возникают какие-то сомнения, я всегда спрашиваю себя: «Как поступил бы Джерри?»

— И поступаешь наоборот.

— Нет, милый, не скромничай. Я во всем следую твоим советам.

Сомнительная похвала, если учесть, что старания Урсулы помочь людям производили такой же разрушительный эффект, как появление динозавра в посудной лавке.

— По правде говоря,— продолжала она,— в какой-то момент я даже подумывала о том, чтобы по-настоящему в тебя влюбиться, но затем решила, что не стоит.

— Боже! — воскликнул я.— И когда же именно был отсрочен мой приговор?

— Ну, это было довольно давно, на пляже под пирсом, когда мы купались вместе и ты сравнил мой зад с задом какого-то Рувима. Я тогда очень обиделась.

— Прости меня, ради Бога, сердце мое, но лучшие в мире художники писали херувимов в разных позах, и они смотрелись восхитительно.

— Какие такие художники? — подозрительно осведомилась она.

— Хотя бы самые знаменитые художники средневековья,— ответил я, жалея, что коснулся этой темы.

— Такие, как Поппичелли?

— Ну да. Он был мастер писать попки, отсюда такая фамилия, и он был бы в восторге от твоего зада.

— Нет, правда, милый? Это замечательно. Приятно знать, что в мире есть хоть один человек, которому нравится твой зад. Знаешь, ведь не так уж часто про зады говорят хорошие слова. Наверно, это потому, что зад всегда внизу . Во всем должна быть умеренность. Наверно, отсюда пошло выражение «держать свой зад под спудом», ведь если у тебя мягкое место, как у херубума, ты не станешь показывать его первому попавшемуся.

— Это очень старая английская поговорка,— уныло заметил я.

Одно время я подумывал о том, чтобы купить Урсуле словарь, но отказался от этой мысли, обнаружив, что она не знает толком, как пишутся произносимые слова.

Когда мы доехали до «Клариджес», дверцу такси живо открыл элегантный швейцар в цилиндре; зацепив пальцем в белой перчатке петлю наверху латунной клетки, он извлек ее из машины. Немедленно стало ясно, что Моисею понравилось разъезжать на такси и он был против того, чтобы это удовольствие прерывалось. Швейцар приподнял клетку вверх, чтобы лучше рассмотреть птицу, и уже приготовился сказать с улыбкой: «Попка дурак» — как Моисей вперил в него сверкающий взгляд и яростно выпалил: «Ты, выблядок, сын грязной потаскухи!» Это было сказано так громко и отчетливо, что швейцар попятился, точно наступил на грабли.

Урсула мигом выскользнула из машины.

— О, огромное спасибо, что вы взялись отнести Моисея! — воскликнула она, улыбаясь швейцару и включая на полную мощность свое обаяние.— Понимаете, он попугай и так замечательно умеет говорить. К сожалению, у него что-то неладно с глазами, это такая попугаячья болезнь, называется «паротит», и мы возили его к лучшим врачам, чтобы они определили, в чем дело. Понимаете, он принимает одних людей за других. Должно быть, принял вас за кого-то, кто ему чем-то сильно досадил. Он совершенно поправится, как только мы добудем для него новые очки.

— Моисей любит яички,— подхватил попугай.

Швейцар опешил — полученные им инструктажи совершенно не подготовили его к таким невероятным сценам.

— Мадам желает, чтобы я отнес эту говорящую птицу в ваш номер? — спросил он наконец.

— Да-да, пожалуйста,— сказала Урсула.— И весь этот багаж. Вы так любезны.

Она повернулась и наклонилась ко мне:

— Я совсем забыла захватить этот проклятый чехол... Когда накроешь клетку, он ничего не говорит. Придется купить другой. Пока, милый, увидимся за ленчем. Ровно в час в ресторане гостиницы «Дорчестер». Я жутко люблю тебя.

И, поцеловав меня, она последовала за Моисеем в «Клариджес». Попугай тем временем принялся петь сочным, звонким баритоном: «Как у мамки грудь одна, крошке мало молока. Не расти бедняге беби, не играть с большими в регби».

Я назвал водителю адрес моей гостиницы и откинулся на спинку сиденья, вытирая вспотевший лоб.

— Славная у тебя подружка, приятель,— заметил таксист.— Фигура, сказал бы я.

— И не одна, а полная колода,— отозвался я. Он рассмеялся:

— А этот попугай? Потеха! Я чуть не умер со смеха, слушая его. Настоящий порнографический попугай, провалиться мне на этом месте.

— Да уж, очаровательная парочка получилась,— едко заметил я.

— Ага,— подхватил водитель.— А вообще-то, если бы меня спросили, я предпочел бы попугая.

— Почему? — спросил я, малость оскорбленный таким пренебрежительным отношением к шарму Урсулы.