Ольга Хлудова - Волны над нами

Насыщенная мельчайшими живыми организмами и частицами взвеси вода Азовского моря сильно ограничивает возможности фотографирования. Даже в относительно прозрачной воде тихих бухт желательно снимать на расстоянии не более одного или полутора метров.

Я поплыла дальше, надеясь на новые интересные встречи. Пока, кроме новых «залежей» бычков и мелких рыбешек — молодых атерин, никого еще не было. У многих атеринок на загривке или между жабрами, у их основания, иногда у анального отверстия сидели крупные темные бородавки. Пользуясь тем, что атеринки подпускали меня совсем вплотную, только увертываясь от протянутой руки, я внимательно рассмотрела странные наросты. Это были паразитические ракообразные, похожие на сфером. Они сидели на теле атеринок, крепко вцепившись в беззащитных рыбешек, заметно отстававших от стайки. Еще накануне, плавая в бухтах западной стороны, я обратила внимание на танцующих в воде круглых рачков-изопод, которых я по ошибке приняла за сфером. Попытки их поймать просто рукой были совершенно безнадежны. Нужен был сачок, но его у меня не было с собой, быть может, в первый раз за все поездки на море.

Вероятно, человеческая кожа слишком груба и толста, чтобы рачки могли к ней присосаться. Они иногда прикасались к лицу и рукам, но сейчас же отскакивали прочь, продолжая, однако, свои танцы перед стеклом маски. Здесь, в Татарской бухте, их было очень много. Пока другой рыбы не было видно на моем, ограниченном семью-восемью метрами подводном горизонте, я подсчитала атеринок с паразитами на теле. Оказалось, что каждая двадцатая рыбка в стае несла на себе сосущего ее рачка.

Понемногу дно начало углубляться, затягиваясь зеленоватой мглой. Было уже метров шесть глубины. Я нырнула, чтобы рассмотреть большую темную рыбу. Это был громадный бычок, патриарх среди остальных, тоже не маленьких, лежавших во множестве среди редких кустиков зостеры. У дна было сумрачно. Видимость заметно снизилась, и на расстоянии трех-четырех метров предметы были едва видны. Немного дальше появились очертания странных камней, напоминавших мягкие складки ткани. На них тоже лежали бычки. Складки переходили в ячеистую стену, тянувшуюся до самой поверхности. Это было крыло ставного невода.

Немного дальше в сети торчало странное животное, состоящее из двух хвостов, по хвосту с каждой стороны стенки. Пришлось нырнуть поближе, чтобы понять в чем дело. Бычка, завязшего в сети по брюхо, начал заглатывать с головы другой бычок, чуть побольше. Между ними была ячеистая стенка. Может быть, бычку, заглатывающему своего собрата, удалось бы не только проглотить его, но и пройти таким образом сквозь стену? Это осталось невыясненным. Я так внимательно разглядывала двухвостое животное, что бычок смутился, выплюнул голову жертвы и недовольный ушел на дно. Как ни странно, заглатываемый бычок был живым, очень живым. Он опрометью кинулся на дно, как только я освободила его из сетки. Белая перетяжка вокруг тела за жаберными крышками показывала, где капроновая нить врезалась в кожу.

Плывя от берега вдоль крыла, я повторяла путь рыбы, заходящей в ставник. Время для обследования невода было выбрано неудачно. С момента последней срезки прошло всего несколько часов, рыбы в ставнике было мало. Несколько крупных сарганов быстро плавали вдоль стен. Некоторые из них пробовали проплыть сквозь ячею сети, но удавалось это не всем. Застрявшие сарганы служили доказательством того, что толстый живот иногда очень мешает при бегстве из тюрьмы. Они завязли в сетке как раз в самом широком месте своего змеевидного туловища. Все сарганы были еще полны сил. Они отчаянно извивались, протискиваясь сквозь ячею, и застревали еще больше. Одному, что был поменьше, удалось-таки, ободрав бока, вырваться на свободу.

Кроме сарганов, в ставнике были бычки и несколько мелких скатиков, относившихся к своему плену с полнейшим равнодушием и спокойно лежавших на складках сети, вряд ли даже замечая, что находятся в ловушке.

Прошло уже не менее двух часов, как я вошла в воду. Пора было возвращаться к своему лагерю. По дороге обратно вдоль береговой линии поминутно встречались косячки кефали штук в 10–15. В поле зрения все время мелькали серебристые, толстые тела рыб. Они, видимо, предпочитали держаться у глубины в метр или полтора, медленно переплывая с места на место в поисках корма. Я плыла, не соблюдая даже элементарной осторожности и во всю шлепая ластами по поверхности воды. Передо мной как метлой сметало рыбу. То и дело из зарослей кидались испуганные кефали и бычки. Кефали плыли, как говорится «в полводы», бычки неслись у самого дна, с неожиданной быстротой делая на ходу резкие повороты. Казалось, что вот-вот они заденут за дно толстыми животами.

Я ушла из Татарской бухты с твердым намерением вернуться туда немного попозже, в конце дня, когда в ставник соберется побольше рыбы, однако небольшой дождь и набежавшие облака помешали мне в тот же день вернуться к ставнику.

На другой день опять дул северо-западный ветер, но он начисто вымел небо, и солнце сияло, как летом. Чтобы не перемерзнуть раньше времени, я не заплывала далеко от нашего лагеря, через каждый час выходя погреться на солнце. Кефали опять было очень много. Сама не знаю, как мне удалось подкрасться к трем кефалям, углубившимся в поисках морских червей среди зостеры. Я вцепилась двумя руками в скользкие, тонкие листья и буквально боялась дышать. В метре от меня большая кефаль подковыривала мордой верхний слой песка и с аппетитом шлепала толстыми губами. Другая, поменьше, быстрыми движениями склевывала что-то с поверхности плоского камня. Чуть дальше еще несколько кефалей собрались все головами в одну маленькую прогалину и возились там в свое удовольствие, поднимая в воду золотистую на солнце пыльцу мути.

Тревогу подняла кефаль, обиравшая что-то с камня. Она повернулась в мою сторону и замерла на долю секунды. В следующее мгновение она резко метнулась в сторону. Все остальные, как по сигналу, кинулись вслед за ней. На этот раз я тоже поплыла за ними. Было интересно взглянуть, куда направятся испуганные рыбы. Они так решительно плыли к берегу, что, казалось, вот-вот выйдут на него и спрячутся там от меня среди береговых скал. До этого дело, однако, не дошло. Кефали заплыли на глубину до полуметра, резко повернули вдоль берега и, плывя по мелководью, скрылись из глаз.

Метрах в двухстах от берега, где дно покрыто мельчайшим заиленным песком, а глубина два-три метра, лежали небольшие кучки раздавленных раковин моллюсков-сердцевидок. В каждой кучке была пригоршня ракушек.

Кто-то поедал здесь сердцевидок, давя твердую раковину. Кучки, вероятно, образовались оттого, что рыба набирала в рот несколько штук моллюсков, а потом сразу выплевывала все остатки. Но кто?