Фарли Моуэт - Кит на заклание

Капитан Пенней потянул за фал пароходного гудка; над неспокойными водами гавани печально разнесся густой и хриплый голос «Бюржо». Матросы отдали швартовы, и мы, пятясь, медленно отошли от причала. Миновав фарватерный буй, наш пароходик взял курс на восток, кренясь под напором сильного ветра и стараясь держаться поближе к маячившей сквозь снежную завесу земле, служившей нам хоть каким-то укрытием.

Я спустился в старомодный салон со старинными окошечками из оплетенных свинцом стеклянных ромбиков, с потертыми белыми скатертями и видавшим виды, но отлично вычищенным столовым серебром. Там собралось большинство пассажиров — они подкреплялись чаем с бутербродами и дружелюбно болтали: на Юго-западном побережье все знают друг друга, хотя бы понаслышке. Клэр сидела между пожилым рыбаком и его коренастой, говорливой женой. Наверху свистел в снастях норд-ост, под нами глухо билось сердце старенькой поршневой машины; нам докладывали последние новости побережья.

Слыхали ли мы, что правительство решило «ликвидировать» поселок Грей-Ривер?

— А я говорю, — насмешливо фыркнул рыбак, владелец небольшого траулера, — ничего из этого не выйдет. Чтоб ликвидировать Грей-Ривер, нужна баржа динамита, не меньше. И то еще неизвестно — тамошнему народу и динамит нипочем.

Уловы в последнее время никудышные.

— Уж больно штормило всю осень. Которые с лодок ловят, так почти ни разу и в море не выходили. Даже мы, на траулерах, больше от ветра бегали, чем промышляли.

Но нет худа без добра.

— Зато карибу — видимо-невидимо. К самой воде подходят, водоросли едят. Да, мяса в этом году — ешь, не хочу.

Он сочно причмокнул и подмигнул жене, которая поспешила вставить словечко.

— На острове Рамеа новую школу открыли, — затараторила она. — А Люси Финли, что из Москито-Харбор, опять родила, а, между прочим, муж ее уже десятый месяц на материке, на заработках. Помните студента, проповедника-то нового, которого как раз перед вашим отъездом назначили? Так вот, он окрестил ребеночка, да и был таков. Но я его, кстати, не виню. У этой Люси теперь тринадцать, и ни один на мужа ее не похож, с какой стороны ни гляди.

Опустошив две чашки чаю и принявшись за третью, владелец траулера из вежливости поинтересовался, где мы были,

— В Европе, — сказал я и с законной гордостью бывалого путешественника добавил: — И в России. Сперва в Москве, потом всю Сибирь проехали до самого Тихого океана. И на Северном Ледовитом побывали.

— В России! Да, далеко забрались... Что ж, небось приятно теперь домой в Бюржо возвратиться... Да, уловы у нас в этом году — дрянь. Но зато сельди — хоть руками бери! Пятьдесят лет такого не бывало!

Бюржо, конечный пункт нашего путешествия, давший название и пароходику, на котором мы плыли, был самым крупным поселением на всем побережье. Последние пять лет мы считали Бюржо своим домом, и теперь, после шести месяцев самых разных переживаний и приключений нам не терпелось вернуться домой и отдохнуть от треволнений современной цивилизации.

Бюржо расположен в девяноста милях восточнее Порт-о-Баска, в столь неприютном районе побережья, что, кроме живущих там рыбаков и моряков, о Бюржо мало кто знает.

К Юго-западному побережью Ньюфаундленда примыкает бескрайняя водная равнина, простирающаяся вплоть до Южной Атлантики. Океанские воды редко бывают спокойны. Большую часть года штормовые ветры гонят гигантские волны на прибрежные гранитные утесы, за которыми поднимается высокое бесплодное плато, обиталище карибу, полярного зайца, белой куропатки, — вот, в сущности, почти весь животный мир здешних мест.

Вдоль изрезанного фиордами побережья лежат скопления низких островов, многие из которых во время прилива скрываются под водой. Дно между островами усеяно бесчисленными подводными рифами, острыми, точно зубы дракона; местные рыбаки называют их «потопилками» — от одного этого слова пробирает озноб. В прошлом они погубили великое множество судов, и даже при нынешних чудесах электронной техники рифы внушают капитанам ужас, когда темной ночью на море обрушивается шторм или когда непроницаемый саван тумана покрывает и море, и сушу.

Архипелаг Бюржо — одно из таких скоплений островов. Для западного мира их «открыл» в 1520 году португальский мореплаватель Хоаз Альварес Фагундес. Он назвал этот архипелаг Островами одиннадцати тысяч девственниц в честь войска святой Урсулы Колонской, которая в 14 веке с небывалым в истории человечества простодушием повела одиннадцать тысяч девственниц в поход против язычников Святой Земли. Фагундес был, очевидно, великим циником, ибо эти оголенные ветрами, каменистые острова абсолютно бесплодны, и к тому же их едва ли можно назвать девственным уголком земного шара.

Но зато море, омывавшее острова, было в те времена далеко не бесплодно. В нем кишела жизнь. Многочисленные стада тюленей, китов и моржей обитали в богатых планктоном водах вдоль обрывистых берегов и на прибрежных отмелях. А рыба! Лосося, трески, палтуса, пикши, морского языка водилось тут столько, что, даже стоя на берегу, охотники, вооруженные острогами, добывали множество рыбы — хватало, чтобы наполнить лодки до краев. В ненастье Юго-западное побережье превращалось в сущий ад, но зато тут имелось немало удобных бухт; храбрецов, умеющих собирать жатву с морских угодий, здесь ждал богатый урожай — надо было только не бояться риска.

И начиная со времен Фагундеса, а скорее всего и раньше, европейцы отважно шли на риск. Баскские китобои промышляли в этом районе еще в начале 16 века; туши загарпуненных левиафанов они вытаскивали на берег, где и перетапливали китовый жир. Следы баскских жироварен сохранились и поныне. За басками не замедлили последовать французы. Они ловили треску и строили на побережье летние базы, самые отдаленные из которых потом служили убежищем для беглецов с английских кораблей. Французские поселенцы вели весьма примитивное существование, почти как индейцы племени микмак, перебравшиеся на остров из Новой Шотландии, когда коренное население Ньюфаундленда, беотуки, было уничтожено европейскими завоевателями. Французы вступали в брак с микмаками, а позже к ним стали присоединяться беглые англичане и ирландцы, не вынесшие рабских условий на английских рыболовных судах, которые ежегодно посещали восточные и северо-восточные берега Ньюфаундленда; так на острове возникли люди новой, особой породы.

Это был народ суровый и независимый — иначе он бы просто не выжил. Будучи изгоями, ньюфаундлендцы не решались селиться большими деревнями. К тому же для промысла они располагали лишь гребными лодками и уходить далеко от дома не отваживались; в таких условиях небольшие аутпорты избавляли рыбаков от борьбы за районы лова.