Генри Уильямсон - Выдра по имени Тарка

Зимородок глянул блестящим коричневым глазом на Тарку, и тому очень захотелось с ним поиграть. Ветер взъерошил изумрудные перья, Алцион припал к ветке, вглядываясь в воду. Тарка запищал, приглашая его поближе. В ответ птица издала резкий, внезапный свист и полетела вверх по реке, а Тарка, сморщив носик, изумленно щурился на пустую ветку, не в силах понять, куда пропал его гость.

Выдренок вернулся к матери, поиграл с ней в «кусачки» и заснул. Проснувшись, он увидел, что одна из сестер чем-то забавляется, и тут же захотел взять это себе. Повернув головку набок, она хлопала по чему-то лапой, но так как «оно» не убегало, она хлопала его второй лапой, склонив шею на другой бок. Тарка осторожно пополз к сестре, намереваясь отобрать игрушку, и тут заметил, что «оно» на него смотрит. Это испугало выдренка, и он зашипел. Сестра отскочила назад и тоже зашипела; шум разбудил самую маленькую из выдрят, и она фыркнула на мать. Та облизала ей мордочку, зевнула и закрыла глаза.

Тарка вновь стал крадучись приближаться к тому, что глядело на него. Понюхал и отполз прочь. Опять подкрался ближе, но сестренка зашипела, и Тарка вернулся к матери. Когда в следующий раз он приблизился к тому, что его так напугало, оно выглядело совсем по-иному; Тарка смело ткнулся в него носом и двинул лапой. Это был всего-навсего череп полевки, и теперь, когда померк свет, падавший сверху из проделанной дятлом дыры, тени в пустых глазницах исчезли, и он больше не «смотрел» на Тарку. Выдренок принялся катать череп; внутри него загремели зубы. Этот звук понравился Тарке. Он играл черепом, пока не услышал, как одна из сестер пищит от голода, и поспешил к матери.

Однажды вечером, когда выдрята остались одни и Тарка играл своей погремушкой, он увидел живую полевку, проникшую в дупло через отверстие у корней. Почуяв выдру, полевка в страхе бросилась бежать по пустому внутри стволу; «туннель» был так широк, что Тарка без труда пополз за ней вслед. Путь кончился у вывороченных корней, на которых все еще держались остатки вскормившей их земли. Оттуда тянулись к солнцу молодые побеги — гибель дуба обернулась благом для семян полевой горчицы, которые лежали погребенные в холодной земле задолго до того, как пророс желудь.

Полевки с писком заметались среди корней, спеша укрыться в норках, ибо отважный исследователь выдриного дома поднял тревогу, крича, что за ним гонится огромная ласка. Тарка не знал, что его запах вселил в них страх; по правде сказать, он вообще не знал, что такое полевка. Он заметил движенье, и это привлекло его, потому что он всегда был готов поиграть, а игра означала для него движение. Писк прекратился.

Стало тихо, и тут Тарка услышал, впервые в жизни, древнюю песнь реки, которую выводили звонкие струйки, бежавшие меж камней. Он хотел подобраться поближе к этим звукам и пополз вдоль корневища, а когда достиг середины, увидел с обеих сторон пустоту. Он был один. Тарка попробовал повернуть обратно, но задняя лапка соскользнула, и он повис поперек корня, не в силах двинуться ни назад, ни вперед. Он заверещал, зовя мать на помощь, но она не появилась. Тарка стал зябнуть, писк его звучал все жалобнее.

Пять минут спустя воду под каменным мостом прорезала острая как стрела струя; ее расходящийся углом след достигал берегов прежде, чем его слизывало течением. Струя шла вверх. Это возвращалась домой выдра-мать. За те тревожные полчаса, на которые она покинула молодых, ей удалось поймать и съесть двух угрей и шесть небольших форелей. Напротив поваленного дуба выдра пересекла реку и стремительным движением вскинула над водой голову и плечи. Она присматривалась, принюхивалась, прислушивалась. Не успели сбегавшие по усам капли шлепнуться вниз, как выдра нырнула; тело ее складывалось чуть не вдвое — с такой силой она отталкивалась всеми четырьмя лапами. Затем капли стали падать у самого убежища.

Выдриха услышала крики Тарки, и страх удвоил ее скорость. Звезды все еще плясали на поднятой ее носом волне, а она была уже у вымоины возле корней дуба. Тарка дрожал от холода. Сотни сердец под рыжими шубками учащенно забились, когда послышалось укоряющее ворчанье. Взяв сына за загривок, выдра понесла его на берег. Она плыла, высоко задрав голову, стараясь не замочить выдренка. Позднее, лежа в теплом гнезде, она позабыла свой страх и закрыла глаза, наслаждаясь близостью детенышей.

На следующую ночь Тарка вновь взобрался на корень и точно так же повис. Он пытался ползти обратно, когда над ним склонился какой-то зверь с незнакомым Тарке запахом, орошая его каплями, падавшими с усов. Выдренок зашипел на него и: продолжал шипеть, в то время как мать, щелкая зубами, прогоняла незнакомца. Затем Тарка почувствовал, что она больно хватает его за шкурку и поднимает вверх. Держа в пасти беспомощно болтающегося выдренка, самка грозно «гирркала» на самца, который проплыл за ней из любопытства до самого дуба. На следующую ночь самец попытался заглянуть в дупло, но выдриха оттащила его за хвост и сделала вид, что хочет потопить. Самец счел это неплохой забавой, и они, дразня и заигрывая, гонялись друг за другом по воде и под водой до самого островка Плакучей ивы; там самка покинула самца, вспомнив о Тарке.

В середине мая на упавшем дубе начали с надеждой раскрываться почки, проклюнулись красновато-коричневые листки. У входа в свой дом-норку на ветке ольхи сидели семь зимородков-слетков, поджидая, не появится ли голец, или жук, или рачок, или «стеклянный угорь» — эльвер, или молодая форель, а ветер перебирал их мягкие перья. После заката семь длинных клювиков укладывались на плечо, лишь порой поднимаясь, когда раздавался свист более громкий и пронзительный, чем свист родителей; но ночь предназначалась для других охотников.

Пока стояла полная, яркая луна, выдры охотились за рыбой, которая укрывалась в Кряквиной заводи ниже Полупенсового моста, — окунями, кефалью и камбалой. Выдрятам уже минуло два месяца, и они научились протискиваться сквозь отверстие, ведущее из дупла к корням, и пробегать на заросший травой берег. Однажды ночью, когда выдрята играли у подножия ясеня в «кучу малу», они услышали материнский свист. Он не был таким пронзительным, как свист самца, зовущего подругу, скорее напоминал писк стекла под мокрым пальцем. Тарка сразу перестал кусать за хвост младшую сестренку, а третий выдренок бросил грызть его шею. Со всех ног они промчались по корню к стволу и скрылись в дупле. Мать ждала их с форелью в пасти. Тарка понюхал рыбу, когда мать разрывала ее на части, и отвернулся — запах показался ему неприятным. Выдрята, отпихивая друг друга, потянулись к сосцам, самка легла и принялась кормить их, пока не устала. Тогда она стряхнула их с себя и уплыла вверх по реке с самцом, пришедшим сюда вместе с ней.